Развод
Шрифт:
У неё свой кулинарный блог на четыреста тысяч подписчиков и издана книга по десертам. Да и вообще, она эрудирована, внимательна к деталям и имеет свежий взгляд на приготовление блюд.
А ещё Аня одинока. У неё никогда не было семьи, детей. И с первых дней знакомства я замечал за ней некий интерес в мою сторону. Ко всем перечисленным положительным моментам Аня ещё и весьма красива.
Да, она очень хороша, но она мне не интересна. Потому что…
После обсуждения меню Аня уходит, а я еду за Викой. Сегодня дочка ночует у меня, и я очень жду этого. Как бы ни был занят, её вечер — это святое.
Ухожу чуть раньше из офиса, отдав распоряжения Лизе, и тороплюсь на парковку. Вика любит, когда за ней приходят сразу после полдника, вот я и спешу. Да и чуть раньше потока пробок проскочить получается.
Но когда прихожу в сад, оказывается, что забрать её раньше не получится. У них там какое-то мероприятие, связанное с кулинарией.
Надеваю бахилы и тихо прохожу в музыкальный зал, протискиваюсь на задний ряд в зрители, которых тут не так уж и много.
Картина, которая предстаёт перед глазами, цепляет что-то внутри, какую-то струну, что тихим низким звоном вибрирует в груди.
В центре зала расставлены столики. Восемь штук. За каждым мама и дочка, одетые в шапочки и передники, лепят что-то из теста. Вика и Ирина за самым крайним, ближе к зрителям. Ира обнимает дочку, и они в четыре руки лепят тесто. Обе увлечены, лица немного мукой измазаны, глаза горят. Ирина что-то говорит Вике на ухо и они обе тихо смеются.
Они команда. Сильная, крепкая. Но только теперь в их команде двое. А ведь раньше и я был там, сейчас же мне нет места. Оттого и жжётся эта струна в подреберье, оттого и тянет так неприятно.
Они были моими. Обе. Дочь, конечно, любит меня, радуется, когда мы проводим время вместе, но это уже другое.
Кто виноват в том, что мы больше не команда?
Я.
Я виноват.
Я сам упустил момент, когда пламя начало угасать. Маялся в своём чувстве вины, твёрдо решив, что Ире не стоит знать о том, как всё начиналось.
А может, я ошибся? Может, стоило? И к чёрту бы пошла тогда эта сумасшедшая, что отиралась рядом с моей семьёй. И плевать было бы на её угрозы.
Я следил за ней. Предупредил. Она и шастать к нам перестала, но с Ириной встречалась иногда за кофе и женской болтовнёй. Клялась мне, божилась, что просто хочет общаться с моей женой, а всё что было — в прошлом.
А если бы всё Ире рассказал, может, ссора бы встряхнула нас? Она бы смогла простить…
Но я не сказал. Не видел смысла, не хотел рушить то, что было. Но дрянь под названием совесть точила меня год за годом.
Может, Ира это чувствовала? Может, потому мы и отдалились друг от друга?
Как много этого “может”...
Они обе замечают меня. Вика вспыхивает радостью, а Ира, моргнув, тут же отворачивается. Делает вид, что ей всё равно, но заметно мрачнеет.
Она не разговаривает со мной с момента, как всё узнала тогда на кулинарном форуме. И я её понимаю.
— Что ж, давайте посмотрим, что же получилось у наших участников! — объявляет в микрофон ведущая конкурса.
Девочки выходят и выстраиваются в линию, каждая держа в руке то, что они слепили с мамами. Вика машет мне, широко улыбаясь. В удивлении поднимаю брови, заметив, что у неё спереди выпал зуб, а она, заметив и поняв мою реакцию, хихикает.
Каждая из девочек рассказывает про своё блюдо.
— Это пирожок с картошкой, — говорит Вика, когда до неё доходит очередь. — Мы с мамой сделали его для папы.
Присутствующие гости хлопают в ладоши, Ира тоже, но смотрит чётко на дочь, а вот я перевожу взгляд то на одну, то на другую. Вспоминаю, как когда-то застал их за этим делом дома. Готовила, конечно, Ира, а мелкая, тогда ещё ей года три было, больше размазывала муку по столу, но вклад стараний был одинаковый, ни дать, ни взять.
— Папа, это для тебя, — тогда сказал она, ещё плохо слова выговаривая, и протянула неровный, но такой ценный для меня пирожок с картошкой.
И вот честно, для меня, как для хозяина сети ресторанов, казалось бы, нет недостатка в изысках кулинарных, но именно стряпню Ирины я предпочитал. Она готовила вкусно, с душой как-то.
А уж тот пирожок особенный был и подавно.
Пока детей уводят переодеваться на танец, мамы возвращаются в зрительный зал.
— Ты забыл, что ли? Я тебе писала, — негромко говорит Ирина, подойдя ко мне, пока воспитатели меняют декорации. — Мы сегодня с Викой едем на день рождения к моей двоюродной сестре.
— Извини, я не увидел сообщения, — говорю честно.
— Я писала ещё вчера, — Ира стаскивает колпак и заправляет прядь волос за ухо, а я вдруг зависаю на её шее и на небольшом пятнышке муки чуть ниже под ухом. Руки приходится сжать в кулаки в карманах брюк — настолько возникает острое желание стереть с кожи. Прикоснуться.
— Прости, я прошляпил. Даже не знаю, как.
— А ещё я писала, — она поворачивает голову и смотрит в упор, — чтобы ты приструнил свою бывшую, которая зачем-то ошивается там, где находится наш ребёнок.
Чёрт, что?
Детей выводят на танец, и Ира переключает всё своё внимание туда, а я зависаю, охренев. Что этой стерве нужно от моей семьи?
Телефон пищит в кармане, и я тороплюсь скорее достать его и отключить звук. Это невероятно, но сообщение оказывается от Маргариты.
“Давай встретимся. Надо поговорить”
Ты удивишься, сучка, но я только за. Надо у тебя кое о чём спросить.
“Через час возле “Оригами”, — отправляю ей. Раз уж Вика сегодня с Ириной, у меня как раз есть время разобраться с этой дрянью.
Glava 32
Гордей
Конечно, ни в какое “Оригами” я с этой дурой не пойду. Хотя, может быть и стоило бы, тогда я хотя бы точно буду осознавать, что вокруг люди, и как бы мне не хотелось пришибить её, то не стоит.