Разводить(ся) надо уметь
Шрифт:
— Никак не могу отойти после сегодняшних приключений, — признаюсь подруге.
Здесь, в уюте Светиной кухни, события дня кажутся нереальными, выдуманными. Однако всё это и правда было, я действительно открыто объявила Мальцеву о разводе, заодно лично убедилась в собственной правоте. Роман — кобель без чести и совести.
— Давай я всё сделаю сама! — усмехается Мисс Нереальная Прическа.
Она разрезает клубничный пирог — наш сладкий ужин, раскладывает по тарелкам, наливает кружку чая и себе. Садится напротив и выжидающе смотрит:
— Ну? И какое у
— Я думала, у него глаза вылезут из орбит! Удивила так удивила! Представляешь, уже собрался эту Аллу того… И тут я!
— Да уж, сюрприз!
— Господи, как представлю, что он своих поварих вот так запросто… аж скулы сводит! А те на всё согласные… Как можно себя так не уважать, чтобы по первому зову бежать? Специально таких подобрал, что ли?
— Кстати, его гарем уже понял, что вы с шеф-поваром не однофамилицы?
— О, я в этом уверена… — тут же киваю. — Мальцев на меня так орал, что на кухне было слышно сто процентов. Но когда я вышла, никто ничего не сказал. Правда, со мной вообще почти никто после этого не разговаривал… Впрочем, как и раньше!
— Будь осторожна, еще подгадят как-нибудь… — хмыкает подруга и отправляет в рот большой кусок пирога.
— О, обязательно сделают пакость! Это же кухня! — развожу руками. — Но я-то стреляный воробей. Если мне удалось выжить в ресторане в Москве, тут точно справлюсь… Там были такие пираньи, каких ни в одном водоеме больше не найдешь. У меня теперь глаза и на затылке!
— Ох и ввязалась ты в войну, подруга… Надеюсь, хоть по итогу не надумаешь его прощать… — цокает языком Светлана.
— Еще чего! — фырчу грозно. — Помнишь прошлый Новый год?
— Конечно!
Мы отмечали праздник в общей компании. Ровно без пяти двенадцать Мальцеву позвонил какой-то друг, сказал, что угодил на машине в кювет, находится у черта на куличиках, умолял ему помочь.
«Дорогая, ну кто его еще спасет, если не я? — пел Роман. — Ведь в новогоднюю ночь эвакуаторы не ездят! Да и вообще ни до кого не дозвониться…»
Он поцеловал меня под бой курантов и сорвался непонятно куда, оставив меня у друзей. Объявился лишь утром.
— Детектив рассказал мне, что у него на ту ночь был забронирован отель на другом конце города. Думаешь, просто так? По-любому сорвался туда ублажать очередную пассию, которая не хотела отмечать праздник без него… В результате он оставил без праздника меня. Ведь сейчас понимаю — он нарочно не пил, чтобы спокойно сесть за руль. И сколько было таких праздников? Восьмого марта он вообще почти всегда работал, как и четырнадцатого февраля. Меня в последние дни бесконечно бомбардируют такие воспоминания. Я больше ни в одном дне нашей семейной жизни не уверена, мне всё кажется ложью. Врагу такого не пожелаю…
— Вот уж точно — врагу такого не пожелаешь… — тянет Светлана и вдруг выдает: — Я только сейчас поняла, как тебе подходит твое имя, Снежана!
— В каком смысле? — поднимаю брови.
— Ты хладнокровная! У тебя стальные нервы! Настоящая Снежная королева! Я бы, наверное, не смогла столько выжидать,
— Ага, в этом плане повезло… — медленно киваю. — Ладно, мне завтра к восьми, так что я спать…
— Спокойной ночи, снежная Снежка!
«Снежная Снежка…»
Еле успеваю добраться до своей комнаты, как первая слеза скатывается по щеке.
Плотно закрываю дверь. Наконец наступает время, когда мне больше не нужно храбриться, держать лицо. Наконец можно позволить разъедающим меня чувствам прорваться наружу. Я позволяю себе эту роскошь, только когда остаюсь одна.
«Не показывай никому своей боли и обиды, доченька. Люди жестоки! Если увидят, как тебе плохо, растопчут! Даже самые близкие…» — с тех пор как мама говорила мне эти слова, прошло много лет, а я всё еще их помню. В ситуациях, когда мне очень плохо, следую этому совету. Прячу чувства, чтобы никто не мог сделать больнее, чем есть.
Лишь здесь, за дверями спальни, я могу снять с груди обледенелый доспех-панцирь, призванный защищать то, что осталось от моего сердца. Пусть там и осталось немного — так, осколки, острые, к слову… Они ранят меня изнутри. Там, под панцирем, я вот уже несколько дней истекаю кровью, особенно сегодня, когда лично наблюдала, как Мальцев снимает женщин.
«Нормальная жена и не заметила бы…» — стучат в голове его слова.
Дурень так и не понял главного — не заметит лишь та жена, которой его адюльтеры безразличны. Для любящей же супруги измена — страшная боль, непростительное предательство. Кстати, Мальцев даже не попытался попросить прощения! Говорил обо мне как о меркантильной сучке, которая жила с ним ради денег. Но ведь это и близко не так!
«Теперь у тебя такой лафы не будет!» — брызгал он слюной.
Не нужна мне такая лафа! Не нужна!
Вспоминаю, сколько всего Мальцев дарил мне по поводу и без: белье, духи, швейцарский шоколад, цветы. Я думала, у меня самый заботливый муж на свете, я его боготворила, в рот заглядывала, а он, оказывается, просто таким образом усыплял свою совесть.
Хотя какая там совесть, о чем я вообще!
Да, это он купил дом, обеспечивал нас обоих — я не зарабатывала великих денег. Но не потому, что не могла! Мне просто было не нужно это делать. Я позволила себе быть слабой женщиной, позволила ему о себе заботиться, потому что верила в его любовь, заботилась и любила в ответ.
Какой же беззаботной я была, как же упивалась своим счастьем! Ведь ничего не замечала, ничего! Мальцев выставил меня слепой дурой, на деле показал, что моя любовь для него не значит ровным счетом ничего.
Да, раньше я была слепа… Зато сейчас слеп он! Мальцев не видит, как больно мне сделал… Но я ему покажу!
— У меня железные нервы и холодная кровь… — шепчу в подушку и чувствую, как она всё больше мокнет от слез.
Глава 11. Владелец ресторана «Сапфир»