Развращение
Шрифт:
— Я объявляю эту женщину своей жертвой, — заявил профессор, глядя в зеркало, — и готов совокупиться с ней по обряду нагов.
С той стороны стекла что-то вспыхнуло и зажужжало — видимо, автоматическая камера.
Рейке отпустил руку.
— Сейчас я вызову полицию и наблюдателей, — деловито сообщил он. — Сопротивляться и убегать не советую. Во-первых, тебя найдут. Во-вторых, ты меня разозлишь, а это не в твоих интересах.
— Но как же… ведь ваша жена… — пролепетала Варлека, чувствуя, что её ноги немеют.
— Ещё не поняла, сучка? — госпожа Бурлеска спиной почувствовала, что профессор ухмыляется. — У меня нет никакой жены. И никогда не было. Просто мне нужно было заманить тебя сюда, а ты попалась. Я объявил тебя своей жертвой, твоё лицо было отчётливо видно, запись уже переправлена в полицию.
Варлека нашла в себе силы повернуться лицом к своему мучителю — и ощутила что-то вроде удара по глазам: на неё был направлен прямой взгляд, полный ненависти, похоти и жестокого злорадства.
— За что? — эти слова она еле выжала из себя.
Рейке оскалился, показав белые фарфоровые зубы.
— Я ненавидел тебя всю жизнь, гадючка, — сказал он почти ласково. — Я хотел, а ты не дала. Помнишь? Ты была маленькой наглой сучкой с упругими дойками. Я хотел тебя, как никого в жизни. Но ты предпочла меня этому мудаку Водичке. Хер у него гранёный был, что-ли? Ну, это мы ещё узнаем. Ты мне всё-всё расскажешь, все свои маленькие женские секреты. Когда я займусь твоим розовым мяском, мы славно, очень славно поболтаем. Я изучал технику пыток. Я знаю всякие смешные штучки, тебе понравится…
Женщина почувствовала, что её ноги немеют — и рухнула на влажный кафель пола.
Очнулась она от пинка под рёбра.
Варлека открыла глаза и увидела перед собой на полу розовую бумажку с казённой печатью.
— Ознакомься, лапочка, — раздался сверху насмешливый голос Рейке. — Это из полицейского управления. Наша славная полиция быстро работает. Я отослал им запись — как я объявляю тебя своей жертвой. Твоё лицо опознано, твоё нахождение в моём доме подтверждено, факт успешного насилия с моей стороны зарегистрирован. Теперь ты моя на три недели. И я уж постараюсь, чтобы они тебе запомнились на всю жизнь. А теперь, девочка, мы поедем в другое место. Там у нас всё оборудовано…
Кожаная туфля с силой опустилась ей на голову, и в голове стало темно.
— Для меня это неожиданность — сказал Рэв. — Я не знал, что мы встретимся здесь, госпожа Бурлеска. Чтобы вы не подумали чего-нибудь лишнего: я просто согласился быть наблюдателем во время обряда. Признаться, мне хочется посмотреть, как это делают люди.
— Не стоит так распинаться, коллега, — осклабился Гор Стояновский. — Люди, кстати, дерьмо. А вы, наги, их сделали ещё дерьмовее. Но мне это нравится. Жаль, конечно, что не я буду её трахать во все дырочки. Я, кстати, подумывал… но не хочу умирать из-за какой-то сучки. А вот посмотреть на все эти дела — это мне по кайфу. Когда проф меня позвал на этот праздник жизни, я чуть не кончил. Как тебе, красотка, не холодно? Давай нагреватель включу. Подвал всё-таки. Вдруг простудишь мохнатку и не залетишь. Надо же оставить тебе на память ребёночка…
Обнажённая Варлека лежала, привязанная к железному столу — навзничь, с резиновым кляпом во рту. Руки и ноги были прикованы железными браслетами к кольцам по краям. Рядом стояла каталка, покрытая клеёнкой, на которой были разложены инструменты — лезвия, щипцы, ещё какие-то гнусные железки. Поблизости, на столике, зловеще поблёскивал электрический пульт с кнопками и тумблерами. От него отходили разноцветные провода, заканчивающиеся иглами и зажимами.
Варлека ничего этого не видела: перед её глазами кружились красные кирпичные своды подвала, гуляющие вокруг единственной болтающейся на длинном шнуре электрической лампочки. По вискам женщины текли слёзы.
— А ведь забавно, — продолжал болтать Стояновский, развалившись в кресле наблюдателя. — мы летели сюда одним рейсом. Правда, в соседних отсеках. Я ещё хотел взять с собой твою невесту, мужик, — обратился он к нагу. — Кстати, твоя Оффь классно сосёт.
Змей тактично промолчал.
Госпожа Бурлеска пошевелилась — не для того, чтобы проверить прочность своих пут, а в надежде пробудиться от кошмара. Она понимала, что происходящее с ней реально — но умом, а не сердцем. Сердце хотело одного: вырваться, проснуться.
Варлека попыталась повернуть голову, чтобы разглядеть обстановку — и тут же зажмурилась, наткнувшись взглядом на пыточное оборудование.
Профессор Рейке, голый по пояс, собирал одноразовый шприц.
— Очень хорошая штука, — весело сказал он, отламывая кончик у ампулы с желтоватой жидкостью внутри. — Сейчас мы это заколем нашей девочке в пипку. В самое нежное местечко. Почти безвредно — и очень, очень больно. Мне не хочется, чтобы эта сучка получала удовольствие, когда я ей воспользуюсь в первый раз. Пусть лучше она будет орать как резаная. Но интимный комфорт тоже важен. Не хочу елозить по сухому. Гор, дай-ка мне смазочку.
— Без проблем, проф, — Стояновский ухватил тюбик с вагинальным кремом и бросил его профессору.
— Сейчас, сейчас приступим, — бормотал Рейке, откручивая головку тюбика. — Люблю, чтобы всё там было мокренькое и узенькое. Мокренькое мы сейчас сделаем, узенькое тоже сделаем… муфточка сама сожмётся, когда будем делать бо-бо… Бо-бо мы будем делать нашей девочке… Ой как нашей девочке будет болюсенько… — он счастливо, по-детски рассмеялся.
Ампула полетела на пол. Профессор раздавил её туфлей. Стекляшка хрустнула под ногой, рассыпаясь на мелкие осколки.
Госпожа Бурлеска механически отметила про себя, что у неё началось дежа вю: ей стало казаться, что она уже когда-то была здесь, видела эти каменные своды и даже слышала этот противный стеклянный хруст.
— Согласно закону, необходима проверка готовности женщины к зачатию, — церемонно объявил Рэв. — Вы, люди, почему-то склонны об этом забывать.
— Славненько, — бормотал профессор, стаскивая с себя брюки, — Хо-хо! — брюки полетели на пол.
Варлека невольно покосилась — и увидела боковым зрением тощие ноги и круп с обвисшими мешочками ягодиц, обтянутый спортивными трусиками морковного цвета.