Развязка петербургских тайн

Зобин Вадим

— Как он?

— Ярко выраженная шизофрения... Неадекват­ная оценка жизни... Время от времени впадает в глубокую меланхолию. А он вам знаком?

— Да... Нельзя ли мне его посетить?

— Отделение для душевнобольных не из при­ятных мест... Не боитесь?

— Я в разных местах бывала...

— Ну, что ж, послезавтра у меня обход... К де­сяти утра приезжайте в канцелярию.

Загурский поднялся.

— Разрешите откланяться, — сказал он.

— Передайте поклон жене...

Анна проводила Загурского до дверей.

Обуховская больница. Петербург.

Палата Шадурского представляла собой малю­сенькую комнатку длиною чуть больше койки, ко­торая стояла там, а ширина ее позволяла лишь втис­нуть рядом с кроватью небольшую тумбочку. Но и это считалось огромной роскошью в больнице и предоставлено было князю только потому, что не­известный благодетель переводил в больницу каж­дый месяц довольно значительную сумму.

Дмитрий Платонович встретил Загурского как родного, на стоящую позади него Анну не обратил внимания.

— Милости прошу, дорогой Платон Алексее­вич. Рад видеть вас в своей монашеской келье... Я всегда с нетерпением жду ваших посещений. Для меня это — живительная возможность поговорить с порядочным человеком. Вы же сами видите — кругом хамы... Куда ни посмотришь — одни сви­ные рыла. Никаких понятий о приличиях... Вот, — он протянул Загурскому исписанный лист, — пе­редайте это государю... Я понимаю его опасения... Они — Романовы, а мы, Шадурские, — все-таки Рюриковичи... Но в этой бумаге я протягиваю ему руку, предлагаю забыть наши распри. Мне кажет­ся, это правильный жест с моей стороны.

— Несомненно, — согласился Загурский. — Как самочувствие? Жалуетесь на что-нибудь?

— Я абсолютно здоров. Последнее время чув­ствую особенный прилив сил. Много работаю... Я решил назвать свою книгу «Наука нежности»... Не правда ли, оригинально?

— Да, да... Безусловно.

— Но почему мне не дают железных перьев? Я прошу, а мне не дают. Распорядитесь, голубчик...

— Хорошо... Но должен заметить, ваш труд, на­верное, лучше создавать

гусиным пером. Это как-то более в тоне.

— Вы так считаете? А, впрочем, вы правы... Все великое написано гусиным пером... Байрон, Гете... Кое-кто из наших...

– — Дмитрий Платонович, к вам посетительни­ца...

— Ко мне? — он вскользь глянул на Анну. — А впрочем, конечно... Милости прошу... Вы нигилис­тка?

— Здравствуйте, Дмитрий Платонович... Услышав голос, Шадурский встрепенулся, в

лице его появилось болезненное беспокойство; он еще несколько раз быстро глянул на Анну и, нако­нец, узнал ее.

— Вы?

— Я...

— Зачем? Не надо... Я никого не принимаю... Платон Алексеевич, почему ко мне пускают без доклада?

— Успокойтесь... Вам ничто не угрожает. Я же здесь...

— Да, да... Не уходите... Это случается часто... Помните? Шарлотта Корде... Он и не подозревал... Сидел в ванне... Я знал ее... Вполне респектабель­ная дама...

— Дмитрий Платонович... Это я, Анна... Вы не узнаете меня?

И вдруг Шадурский зарыдал.

— Анна! Девочка моя! Мне так плохо здесь! Ты даже представить себе не можешь, как мне плохо... Меня бьют... Честное слово! Кругом хамы... Забери меня отсюда! Мы поедем в Италию... Нет, лучше в деревню... Помнишь охотничий домик? Нет? А я'помню...

Дмитрий Платонович упал перед Анной на ко­лени.

— Умоляю! Забери меня... Мне плохо здесь...

— Я заберу вас...

— Обещаешь?

— Обещаю, — тихо сказала Анна. Шадурский мгновенно приободрился, перестал

плакать, встал с колен.

— У меня обширные творческие планы... Я за­мыслил трилогию... На природе мое вдохновение удесятерится... Я стану всемирно известен...

— Сегодня я не смогу вас забрать... Это слу­чится не раньше, чем через неделю-другую...

— Я подожду, — охотно согласился Шадурс­кий.

— Нам нужно идти, — сказал Загурский.

— Да, да... Я окрылен. Распорядитесь насчет пе­рьев. Мне надо писать... Я чувствую вдохновение.

Анна и Загурский вышли в узкий длинный ко­ридор со множеством дверей. Из-за них слыша­лись крики, визги, рыдания.

— Вы и вправду решили забрать его? — спро­сил Загурский.

— Он не опасен для окружающих?

— Нет. Совершенно не опасен.

— Тогда я, пожалуй, заберу его... Помещу под присмотром где-нибудь в деревне... Пусть гуляет, дышит свободой...

— Кто он вам?

— О, это длинная история... Я... впрочем, он — мой муж.

— Муж? — изумился Загурский.

— Год назад мы обвенчались... Так что перед вами княгиня Шадурская. Остальное вам расскажет ваша жена. Она все знает... Мне хотелось бы поскорее уйти отсюда. Действительно, ужасное место...

Дом Чечевинских. Петербург.

Вернувшись из больницы домой, Анна застала там Николая.

— Николенька! — она бросилась обнимать бра­та. — Наконец-то... Я всю неделю места себе не находила... Где ты был?

— В Чечевинах.

Анна в тревоге отпрянула.

— Маша?! Говори правду... Что-то случилось с Машей?

— Все хорошо, Анна.

— Но что-то случилось? Я чувствую...

— Случилось... Он напал на нее, — сказал Ни­колай.

— Управляющий Шадурских?

— Да. По счастью, Иван услышал крики о по­мощи... Вдвоем они с ним справились. Правда, он ранил Ваню из револьвера.

— Опасно?

— Не думаю. Левая рука... Я наложил гипс.

— Бедные дети! Сколько вынесли, и все равно нет покоя! Скажи, Николенька, за что им это? Кому они сделали дурное? И сколько еще это будет про­должаться?