Разящий меч
Шрифт:
— Нет! — прошипел Хулагар. — Это не твое место. Ты слишком спешишь.
— Мы победили! Ты же видел, как они бежали, ты видел, как мы прорвали их оборону! — Да, — мягко сказал Хулагар, — и я видел, как ты убивал бегущий скот, а в глазах твоих была радость. Неужели это достойно щитоносца?
В голосе у него звучал упрек, и Тамука помрачнел.
— Нам не пристало сражаться, мы должны защищать и советовать, а не проливать кровь. Пусть этим займутся наши карты.
«Неужели Хулагар не понимает? — с удивлением подумал Тамука. — Это не спорт, не развлечение, не битва ради славы.
Странно все-таки. Еще год назад он думал, что земное для него не так уж важно, а самое главное — путь понимания, умение отречься от ненужного, свойственное каждому носителю щита.
Он вгляделся в даль. Вука стоял подле отца. В начале битвы он ринулся вместе со всеми в атаку, демонстрируя окружающим свою доблесть. Но затем, когда они прорвали вражеские укрепления, вокруг бесновались раненые лошади, кричали мерки и скот стрелял прямо в лицо, тогда Вука и повернул назад.
Кар-карт не всегда должен вести своих солдат в бой, постоянно подвергать свою жизнь опасности неразумно. Но это был не тот случай. Вука просто испугался. Когда скот вел себя, как и положено скоту, а уничтожение его было всего лишь спортом, развлечением, Вука был на высоте. Но когда скот встал, как стена, на пути орды и превратился в саму смерть, это было уже другое, и Вука проявил страх.
Это взбесило Тамуку, и он, не прикрывая больше Вуку щитом, в ярости принялся рубить скот. Его лошадь пала. Скот, который пристрелил ее, стоял бледный и смотрел на приближающегося Тамуку, потом поднял ружье и нажал на курок, однако выстрела не последовало — у него не осталось патронов.
Тамука вспомнил это мгновение и снова вздрогнул. Он тогда почувствовал, что сейчас умрет, умрет от руки скота, низкого животного, и это наполнило его небывалой яростью.
Он убивал его медленно, наслаждаясь зрелищем смерти. Вука смеялся и протыкал его тело мечом, словно это он убил подлую скотину.
Нет, Хулагар этого не понимает, не осознает всего масштаба этой смертельной схватки.
— Если мы надавим сильнее, — сказал Тамука, — то к рассвету перережем обе дороги с железными полосами.
— Умены со вчерашнего дня проскакали сотню миль, — ответил Хулагар. — Мы выиграли битву, но лошади измучены, им надо отдохнуть. Если мы продолжим наступление сейчас, то на рассвете можем потерять все, воины просто не смогут сражаться. Уже сейчас тысячи умерли.
Тамука недовольно фыркнул, стараясь при этом скрыть, как у него дрожат руки. Он поднял голову к небу, дождь смыл пот с его лица. Холодная вода попала под доспехи, и он вздрогнул от холода.
— Ну почему ночь не может превратиться в день хотя бы один раз?! — воскликнул он. — Только на несколько часов! Они ведь сбегут!
Хулагар, шокированный таким открытым проявлением кровожадности, ничего не ответил.
— Ведь можно закончить все прямо здесь, — запальчиво продолжал Тамука. — Мы можем отрезать им все пути, далеко от их городов, и через пару дней свободно пройдем по всей стране.
— Наш кар-карт считает, что мы и так уже достаточно сделали.
— Тогда он просто болван, — прошипел Тамука. Хулагар развернул лошадь и схватил Тамуку за ворот:
— Ты слишком далеко зашел, щитоносец зан-карта. — Ты забыл, что мы, щитоносцы, тоже обладаем реальной властью, — ответил Тамука. — Ты забыл, что именно мы решаем, когда надо убрать кар-карта, если он не может править достойно, и заменить его.
— Я — щитоносец кар-карта, — прошипел в ответ Хулагар. — И власть принадлежит только мне. И только я могу говорить такое — и то лишь мысленно.
Тамука вырвался из рук Хулагара.
— Один ночной удар. Надо перекрыть дорогу с железными полосами в десяти милях к северу и в пятидесяти милях к юго-востоку. Тогда мы сможем взять их в кольцо.
— Он уже решил, — ответил Хулагар, — а я согласился. Мы и так уже многого достигли сегодня. И хотя нас тысячи и тысячи, нужно помнить, что после этой войны нам еще предстоит сражаться с бантагами, потому что они обязательно нападут, невзирая на все уверения. Наши воины падают от усталости. Из-за дождя даже не видно звезд, по которым можно ориентироваться, — как в такой темноте определить, куда идти? Ты слишком многого хочешь. Завтра они все равно будут не в состоянии сражаться. Мы выиграем эту битву, но надо выиграть ее так, чтобы мы могли выиграть и следующую. Ты говоришь так, словно не имеет значения, сколько воинов мы потеряем в войне против скота — десять тысяч или пятьдесят. Ты слышал, какие потери понес Вушка Хуш?
— Они потеряли больше половины, — ответил Тамука, — но сражались хорошо.
— Да, сражались они хорошо.
Тамука вздрогнул, осознав, что Джубади стоит рядом и слушает. Его охватила секундная паника, потом он устыдился своего страха.
Джубади пристально смотрел на него.
— Мой сын сказал, что ты убил одного из их вождей, — сухо заметил Джубади.
Тамука кивнул.
— Довольно странно для носителя щита.
— Он был у меня на дороге, — ответил тот. Джубади улыбнулся:
— Не забывай о своем главном предназначении. Тамука снова кивнул, но ничего не сказал.
— Всем нам пора отдохнуть, — сказал Джубади, глядя в ночное небо. Мелькнула еще одна молния, и он проводил ее задумчивым взглядом. — Мы никогда не вели ночной войны. И когда просыпается Ворг, это тоже не лучшее время для сражений. Так говорили наши предки.
— Это верно, когда мы сражаемся друг с другом, — возразил Тамука. — Но со скотом?
Джубади посмотрел на Тамуку:
— Мы покончим с ними завтра, они устали не меньше нас и никуда не денутся.
— Будем надеяться, — пробормотал Тамука. Джубади молча повернулся.
— Сожгите все, что осталось! — крикнул Ганс, показывая на склад, доверху набитый армейскими пайками.
Облако пара обдало его ноги, и он посмотрел на поезд, который уже был готов отправиться на восток. Несколько секунд колеса вращались, пробуксовывая на мокрых рельсах, потом наконец состав сдвинулся с места. Мимо проплыли вагоны с ранеными, потом платформы с пушками.
Внезапно он взглянул на юного Григория, который стоял рядом.