Разыскивается живым или мертвым
Шрифт:
Снаружи поднялся крик, началась пальба. Мы тем временем торопливо перезарядили оружие, и Ларсен ещё долго не мог попасть патроном в ствол. Руки тряслись, как у запойного алкаша.
— Шутить вздумал, шериф? — раздался крик снаружи. — Думаешь, мы тебя не выкурим? Думаешь, не достанем? Придётся убивать тебя долго! Чтобы помучился!
— Я даже не знаю, кто ты такой! — крикнул я.
— Мануэль Гутьеррес! Запомни это имя! — крикнул бандит.
А чего запоминать. Я и так его знаю. Пятьсот долларов за живого или мёртвого,
Провоцировать его так же, как я спровоцировал Хименеса, было опасно. Подожжёт офис, и привет. Какое-то время мы, конечно, просидим в дыму, но быстро сомлеем, и Гутьеррес возьмёт нас обоих тёпленькими.
Но Мануэль Гутьеррес решил действовать иначе. Более изящно. Более бесчестно.
На улице послышался женский вскрик. Я осторожно выглянул наружу, один из бандитов приставил пушку к голове девчонки, одной из работниц мистера Марша. Трое других стояли полукругом напротив офиса с револьверами и винтовками наготове. Среди них Гутьеррес, которого я узнал по широкому бандольеру поперёк груди, с которым он был на фото, и тот самый незнакомец в пыльнике. Твою мать.
— Шериф! Шутить вздумал, да? Мы тоже пошутим! Даю тебе тридцать секунд, чтобы выйти с поднятыми руками, иначе он вышибет девчонке мозги! — крикнул Гутьеррес.
Сквозь разбитое окно задувал сухой пустынный ветер, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки от его дуновения. Я облизнул пересохшие губы, глубоко вдохнул, выдохнул. Ублюдок начал громко считать.
— О-он… Он ведь её п-правда убьёт… — пробормотал вдруг помощник Ларсен, глядя на меня.
— Ага, — сказал я.
— Ты п-пойдёшь? — спросил он, чуть заикаясь от волнения.
— Двадцать! — громко воскликнул Гутьеррес.
Я швырнул карабин Ларсену.
— Умеешь из этого стрелять? Плевать, будем считать, что да. Я выйду. Они отвлекутся на меня. Стреляй в тех, кто стоит позади. С девчонкой… Я что-нибудь придумаю, — приказал я.
Ларсен мелко закивал, сдул прядь сальных волос со лба, взвёл курок на карабине. Надеюсь, он и в этот раз не подведёт.
— Десять! — крикнул бандит.
Я достал оба револьвера, взял их заскобы, подвесив на указательных пальцах. Немного потренировался быстро перехватывать их.
— Пять! — мерзавец считал явно быстрее, чем тикала секундная стрелка на его часах.
Ему не терпелось со мной расправиться. Мало того, что я убил их подельника и чьего-то братишку, я убил ещё четверых, а самого Гутьерреса обманул и разозлил. Такое не прощается.
— Выхожу, выхожу! — крикнул я, появляясь в дверном проёме.
Внутри всё скрутило в тугой узел, ноги стали практически ватными. Я ожидал, что меня тут же пристрелят, едва я покажусь в прицеле, но у Гутьерреса, кажется, были другие планы.
Перекошенное от ужаса, заплаканное лицо девчонки мелко дрожало, холодный ствол револьвера упёрся ей прямо
— Молодец, шериф! А теперь бросай оружие! — ухмыльнулся Гутьеррес.
Время словно остановилось. Замедлилось, как вязкая густая жидкость, как льющийся мёд. Я сумел заметить даже выражения лиц мексиканцев. Небритость Гутьерреса, оспины и шрамы на лицах его спутников. Блеск металла, чёрные дула, направленные на меня.
Ларсен начал стрелять. Я в то же мгновение перехватил револьверы, обе рукояти легли в мои ладони, как влитые. И пальнул в того ублюдка, который держал заложницу.
Девчонка вздрогнула, когда её лицо заляпало чужой кровью, девять граммов свинца выбили мозги её обидчику, раскидав их по всей улице. А я тем временем начал палить в оставшихся бандитов, и они начали палить в ответ.
Само собой, я не стоял на крылечке, как тополь на Плющихе, я с самого начала покинул линию огня, не прекращая поливать бандитов свинцом. Сухо трещали револьверы, гулко бабахали ружья и винтовки, всю улицу заволокло едким пороховым дымом. Хорошо, что у местных негодяев нет гранат, а то они бы и их притащили.
Правую руку обожгло болью, но револьвера я не выпустил. Стрелял из обоих стволов, пока всё не закончилось. Пока не повисла тишина, раздираемая только криками раненых и завываниями пустынного ветра, который рвал в клочья висящий над улицей пороховой дым.
Только когда дым рассеялся, я увидел, что все мексиканцы лежат на песке, убитые или раненые, а я жив. Жив, чёрт побери, и осознание этого факта вылилось на меня, как ушат холодной воды, так что на лице сама собой появилась злая кривая ухмылка. Кер вам ослиный, да подлиннее, а не Жека Шульц.
Я поднялся из своего укрытия, на негнущихся ногах прошёл к мертвецам. Перепуганная девчонка сидела на земле и дрожала, обнимая себя руками, слёзы беззвучно текли из её глаз, оставляя на заляпанном кровью и мозгами лице две дорожки.
— Ну-ну, тихо, милая, всё закончилось, — тихо произнёс я.
— Вы ранены, мистер Шульц, — прошептала она.
Я посмотрел на свою руку. Ну да, царапнуло. Из-за адреналина, до сих пор клокочущего в крови, я не чувствовал боли, но я знал, она придёт, обязательно придёт. И довольно скоро.
— Пустяки, — сказал я. — До свадьбы заживёт.
Из офиса осторожно выглянул помощник Ларсен, до сих пор сжимая в руках карабин. Парень здорово мне помог.
— Всё, Ларсен, всё, — сказал я. — Ты молодчина.
— Д-да? Точно? — испуганно сказал он.
— Точно, точно, — сказал я.
На улицу потихоньку потянулись горожане, глазея на учинённый разгром и лужи крови. К девчонке тут же побежали её подружки, причитая и квохтая, словно наседки, мужики задумчиво глядели на трупы.