Разжигательница
Шрифт:
— Кто вы?
Ему не больше пяти — максимум шесть. Большие карие глаза, потемневшая от дыма кожа и копна рыжих кудряшек. Тяжёлая деревянная балка пригвоздила мальчика к полу. В его руке зажата игрушка. За ней он побежал в комнату? Ему следовало бежать прочь из дома и никогда не оглядываться. Когда-то и я могла оказаться на его месте, лишившись родителей по вине Королевского Правосудия. Слава Матери, что он сам цел и невредим.
— Сейчас достанем тебя.
Я проверяю, чтобы шарф надёжно закрывал мне лицо. Хотя это всего лишь ребёнок, всё же будет лучше, если он не запомнит моего лица. В конце концов, я одна из шепчущих.
Мальчик начал
— Мама! Мама!
Я не представляла, как выгляжу в глазах ребёнка, пойманного в ловушку разваливающегося дома. Моё лицо и руки покрыты сажей, глаза обведены чёрной краской, а на бедрах висят кинжалы. Вдобавок ко всему, я тянусь к нему руками в чёрных кожаных перчатках. Я была примерно его возраста, когда меня похитили, хотя дворцовая стража была одета явно поприличнее.
— Пожалуйста, — умоляю я. — Прошу, не бойся меня. Я не причиню тебе вреда.
Мальчик не перестаёт кричать. В панике он начинает задыхаться и кашлять, потом на мгновение останавливается, чтобы набрать воздуха. И в эту короткую заминку я слышу, как воздух пронзает резкий металлический свист. Сигнал Эстебана — прибыли чистильщики.
Сквозь треск огня, ужасные всхлипы мальчика и оглушающие удары моего сердца слышится стук множества копыт по пересохшей земле. Я опускаю шарф, дыша быстро и отрывисто. Нам нужно выбираться… немедленно. Осторожно протягиваю руку, демонстрируя ребёнку свои мирные намерения.
— Не бойся.
Эти слова не имеют для него никакого смысла. Мне известно об этом лучше всех. Но ещё я знаю, что не могу бросить его здесь умирать. И у меня нет времени ждать, когда он успокоится.
Шум от копыт звучит всё ближе. Я хватаю мальчишку за запястье. Старейшины советовали мне не использовать силу без их указания. Они не верят, что я могу контролировать свою магию. Но у моей силы есть один побочный эффект, благодаря которому ребёнок оцепенеет на некоторое время, достаточное для того, чтобы я смогла унести его в безопасное место.
Мальчик кричит всё громче. Он продолжает звать маму, которая уже никогда не ответит. Удерживая его запястье одной рукой, я зубами стягиваю перчатку с другой, освобождая вспотевшую ладонь. Перчатка падает на пол в тот момент, когда отчаянный крик мальчика почти разрывает мои барабанные перепонки.
Я делаю то, что должна. То, чего боялась. То, за что Королевское Правосудие использовало меня и за что шепчущие до сих пор не доверяют. Я краду воспоминания.
Выпуклые шрамы на кончиках пальцев нагреваются и покалывают, словно я поднесла руку к огню, а от ладоней начинает исходить яркое свечение. Когда я прикасаюсь к другому человеку, моя сила прожигает себе путь сквозь чужой разум, пока не найдёт необходимое. Магия оставляет свежие шрамы на моих руках, когда я берусь за нечто столь зыбкое и непостоянное, как человеческая память. В детстве я кричала и плакала всякий раз, когда использовала свою силу.
Но теперь этот жар и боль помогают мне сосредоточиться на цели. Проникновение в чужой разум требует полного контроля и равновесия, а установление связи влечёт за собой множество опасностей. Если я отпущу слишком рано, если нас прервут, если заберу слишком много воспоминаний, то есть риск опустошить его разум полностью. Моя магия подбирается к самым свежим воспоминаниям. Я морально готовлюсь к последствиям от проникновения в детский разум.
Фрэнсис не может заснуть. Папа и мама отправили его спать, но он хочет дождаться тётю Селесту с её очередного
Шум доносится из кухни. Тётя Селеста вернулась! Фрэнсис скидывает покрывала. Босые ноги касаются холодного каменного пола. Может быть, она проведёт с ним время, рассказывая одну из своих историй о древних принцессах из давно исчезнувших королевств Мемории и Захары. Или о древних сверкающих храмах волшебного народа мориа. В прошлый раз тётя Селеста приставила палец к губам и попросила пообещать, что он никому не расскажет об этом.
Он на цыпочках подходит к двери, поворачивает ручку и застывает. На кухне незнакомые люди. Больше всего на свете Фрэнсису хочется закричать, позвать родителей. Но страх в его сердце подсказывает, что нужно вести себя тихо.
Звук удара. Кто-то разбивает стекло и возникает огонь. Все кричат. Пламя охватывает одного из мужчин, он начинает бегать по комнате и размахивать руками.
Фрэнсис замечает тётю Селесту и хочет её позвать, но она оборачивается и делает нечто странное: пока стражники пытаются потушить огонь, она достаёт из кармана переливающийся камень размером с садовое яблоко и проглатывает его.
Тётя Селеста падает как марионетка, которой перерезали нитки. Когда она не встаёт, давно закипающий в груди крик, наконец, находит выход наружу:
— Нет!
Все стражники разом поворачиваются к нему. Фрэнсис хочет бежать, но его ноги словно стали свинцовыми.
— Схватить мальчишку, — отдаёт приказ мужчина, чьё лицо скрывают золотые пряди, а затем подходит к неподвижному телу Селесты. — Арестовать всю семью.
Пламя охватывает стены, пробираясь всё выше и выходя за пределами комнаты.
— Никто не должен знать, что я был здесь, — тихо произносит златовласый мужчина. — Пусть горит.
Фрэнсис пытается сбежать через окно, но огромная рука хватает его сзади за шею…
Вспышка белого света затмевает воспоминание мальчика. Что-то идёт не так. Виски пронзает боль и связь обрывается. Я будто падаю прямо с обрыва. Пытаюсь удержать нить, связывающую меня с разумом мальчика, но грохочущий топот ног чистильщиков не даёт сосредоточиться. Я отчаянно пытаюсь обуздать свою магию, чтобы спасти хоть часть чужой памяти. Но чем сильнее я цепляюсь, тем больше воспоминаний переходят ко мне, сменяя друг друга и мельтеша яркими красками, они исчезают из его разума и наводняют мой.
Меня потряхивает от шока, что заставляет окончательно разорвать связь. Я прилагаю все силы, чтобы оставаться в вертикальном положении, несмотря на тупую боль в висках. Единственная хорошая новость — мальчик по имени Фрэнсис уснул. Он больше не вспомнит, как умерла Селеста или как его схватил стражник. В последующие годы, после моего спасения шепчущими, я научилась разделять воспоминания. Увиденное останется со мной навеки, станет частью меня. Я забрала его воспоминания об игре в догонялки с другими детьми на зелёном холме. Об отце и Селесте, которые смеялись и готовили ужин. О матери, прикрепляющей глаза к тряпичной кукле. О нём самом, бегущем в комнату за своей любимой куклой, подальше от страшного солдата.