Разжигательница
Шрифт:
Он бьёт молотком, и в этот раз вопль Саиды такой громкий, что эхо остаётся, даже когда она замолкает. Всё моё тело горит. Магия обжигает плоть сильнее, чем когда-либо прежде. Я чувствую свечение, бегущее узорами по коже, пока металл вокруг моих запястий становится всё горячее и горячее, ткань плавится и спадает. Мой крик сливается с криком Саиды.
Я чувствую силу, прожигающую мою коже. Боль становится невыносимой. Я, как могу, стараюсь развести руки. Алые завитки разрывают мою плоть. Вдруг я чувствую, что кандалы сломались.
Замираю в шоке. Что я только что сделала? Я смотрю
Я аккуратно сбрасываю кандалы, чтобы не издать ни звука. Дрожащими руками развязываю верёвки на своих ногах, но оковы соскальзывают и звякают о каменный пол. Мендес тут же поворачивается ко мне.
— Что ты?.. — он бросается на меня, но уже слишком поздно. Я освободилась. Он замахивается молотком, но я уклоняюсь. Падаю на пол, хватаю стул, швыряю в него. Он взвывает, когда деревяшка попадает в его плечо, и молоток выскальзывает из его рук, ударяясь о пол.
— Стража! — кричит он, но через секунду его глаза распахиваются, и мы оба понимаем, какую ошибку он совершил, отослав их прочь. Даже стражникам не нравится слоняться поблизости и слушать крики.
— Я убью тебя, — говорю ему. Моё сердце искалечено, изувечено, изуродовано, и я хочу обвинить его в этом, и я виню.
— Твоя магия на мне не сработает, — но даже говоря это, он замечает платину на моей юбке, и в его глазах сверкает сомнение, он отшатывается назад.
Я та, кого все боятся. Творение теней, предупреждение, застывшее на губах всего двора и королевства.
— Ты никогда не будешь свободна, Рената. Не с этим проклятьем.
— Я уже давно не ищу свободы, — говорю, магия наполняет мои пальцы. — Знаешь, чего я сейчас хочу?
— Чего? — оглядывается он через плечо, но там только стена. До инструментов не дотянуться, да он и не боец. Никогда им не был.
— Хочу быть шепчущей, что заставит тебя замолчать навсегда, — говорю я, приставляя обнажённую руку к его горлу. Кровь ударяет мне в голову, я так взволнована от этого прикосновения, но через секунду он валит меня на пол, придавливая всем своим весом. Я пытаюсь удержать хватку, его кожа скользкая от пота и крови. Я не могу дышать, пока он давит коленом меж моих рёбер. Я хватаю его за руку, готовая драться грязно. Кусаю со всей силы, разрывая зубами кожу, чувствую вкус его крови. Он взвывает и пытается отползти назад, как краб по отмели.
Я хватаю его за руку, и это ощущение возвращается. Моя сила оживает, завитки по всей кисти до запястья светятся. Жар моей кожи плавит всё, что осталось от шёлка.
— Моя Рен, — хнычет Мендес.
Моё тело содрогается от каждого тяжёлого вздоха. Я хочу вырвать всю свою жалость к нему. Смотрю на Саиду и понимаю, что я должна сделать. Он вопит, когда моя рука хватает его лицо. Мои ладони сдавливают его челюсть, и я продолжаю удерживать, сила проносится под моей кожей, находя свой путь в его разум. Мои пальцы светятся ярко, как никогда прежде. Я копаю глубже и глубже, вытаскивая одно воспоминание за другим. Они мелькают передо мной.
Молодой парень стоит в пустом соборе и смотрит на статую
Мендес участвует в своей первой войне, ещё до Королевского Гнева.
Мендес держит безжизненное тело женщины в своих руках.
Мендес бежит по двору, вытягивая руки к маленькой девочке с тёмными волосами. «Лина!» — кричит он. Её глаза чёрные, как ночь, со смешинками, отзывающимися в его сердце.
Мендес рыдает над гробом, таким маленьким, что судья несёт его в собственных руках. «Лина больше никогда не…» — думает он. — «Лина больше никогда…»
Мендес берёт за руку другую девочку. «Рената», — обращается он к ней.
Следующие воспоминания передаются слишком быстро, выходя из-под контроля. Тёмная пелена застилает мне глаза, пока всё не становится серым, а затем погружается в непроглядную, беспросветную тьму.
Разрывая связь, я отталкиваю Мендеса от себя. Он лежит абсолютно неподвижно.
Его тело ещё живо. Так оно бывает поначалу. Пустая оболочка. Постепенно он будет погружаться в глубокий сон и больше никогда не проснётся. Тело будет голодать, пока сердце не остановится.
Его серые глаза уставились в потолок. Я закрываю свои, чувствуя покалывание на затылке, — последствия того, что было украдено так много воспоминаний за раз. Я долго смотрю на него. Он медленно моргает, рот слегка приоткрыт.
Судьба хуже смерти. Каждое воспоминание. Каждая мысль. И новых не будет. Его имя вселяло страх в каждого человека в Пуэрто-Леонеса, будь он мориа или нет. Когда-то он был во главе Королевского Гнева и Руки Справедливости. Когда-то он был моим похитителем.
А теперь он пустышка.
Глава 26
Никто из нас не смотрит на Мендеса, лежащего на стуле.
То, что от него осталось.
Я сделала это с ним.
Мендес возвращается домой с войны. Он пытается смыть кровь с рук, но не получается. «Pap'a!» — зовёт его маленькая девочка.
Я втягиваю воздух, вырываясь из воспоминания. Она была похожа на меня, но я слышала, как он её назвал. Лина. Поэтому он по-своему заботился обо мне? Хочется кричать и рыдать. Выкинуть его воспоминания из головы, вернуть на место.
— Мне нужно что-нибудь, чем можно перевязать рану, — взволнованно говорит Марго. Её дрожащие пальцы все в крови, пока она пытается помочь Саиде. Эстебан стоит у двери на стрёме.
— Как они вас вычислили? — спрашиваю его, отскрёбывая с кожи прилипшую ткань перчаток.
Эстебан выглядывает за дверь, убеждаясь, что стражников там нет. Он тянется в свой карман за тонкой флягой и снимает крышку.
— Устроили засаду. После того, как Марго схватили, мы с Саидой скрывались в погребе одной таверны. Кухонный слуга увидел нас и позвал стражников. Они сначала подумали, что мы воры, но на мне был металл, на случай если рядом окажутся другие вентари. Нас привели к Мендесу, и тот использовал на нас вентари, — он смеётся над ироничностью ситуации. — На мне.