Реалити-шоу для Дурака
Шрифт:
— Клянусь, что больше не встречусь с Майати. Думаете, зачем я ей нужен? — шепнул писец. — Она боится в одиночку во дворец ходить. Говорит, что ее там узнать могут и убить.
Дурак и поверить не мог такому везению.
— Ну все, езжай! Чем быстрее, тем лучше! Бобруйск, учти, на севере!
Иван помахал ему рукой и ушел в направлении погреба. А Ахмос остался в одиночестве. Правда, не надолго.
Дома программиста ждали уставшие Маша и Хоремхеб. Девушка зажгла новогодние свечки-ёлочки, и при убогом, но все же свете, они с военачальником играли в "Дурака". Азартная игра настолько
— Беспонтовый из тебя Анубис, — прыснула девушка, глядя на маску из папье-маше.
— Неужели добыл? — не верил своим глазам Хоремхеб.
Иван молча протянул свитки хозяину:
— Элементарно! Хотя, это только так кажется. Меня опять чуть не убили, Машка, только в этот раз я им задал жару!
Сестра лишь покачала головой. Эх, видела бы мама все выходки своего сына. Никаких нервов у нее бы не хватило.
— А вы, господин Харин-Хлеб, — обратился сыщик к военачальнику, — проследите, чтобы ваш грамотей Ахтунг, то есть Ахмос, завтра же утром в Бобруйск отправился. Овец считать, например.
Лицо его вытянулось от удивления, а чужестранец продолжал:
— Преступников — в Сибирь! Правда, господин Харин-Хлеб?
— Так это он, негодник? Так и думал!
— Ха-ха, ваши бумаженции, — ухмыльнулся Иван, — это все мелочи, парня спасать надо, пока один преступный элемент не довел его до греха. Так что, в Бобруйске ему будет только лучше!
Хоремхеб одобрительно посмотрел на чужестранца. Эх, недооценил он парня при первой встрече.
— Да, — он поднял указательный палец вверх, — вы бы, господин Иван, еще мое имя правильно произносить научились: Хо-рем-хеб, поняли? А то какой-то странный у вас акцент.
Маша торжествующе посмотрела на военачальника. А вдруг да поставит ее брата на место.
— Ну… — промямлил программист, — Ха-рин-хеб.
— Уже лучше! Учись! — похлопал его по плечу довольный главнокомандующий, покидая дом.
В комнату писца зашёл высокий человек, закутанный в леопардовую шкуру.
— Ну что? — спросил он.
— У меня две новости: хорошая и плохая. С какой начать?
— Давай плохую, а потом хорошей обрадуешь…
— Иван Дурак сослал меня на север, в какой-то Бобруйск.
— Ладно, без тебя справимся, езжай. Найди этот город… Бобруйск, а потом Кемет его завоюет. Пусть думает этот Дурак, что избавился от одного из нас. А что же тогда хорошая новость?
— Дурак легко заглотил нашу наживу. Он поверил, что принцесса жила в Асьюте… И еще… Теперь они будут искать вовсе не там, где нужно… А наша милая в храме Таурет…
— Тссс… стены тоже слушать умеют! — шепнул человек в шкуре.
Если бы они знали, что в этот момент прямо у двери кое-кто, кому не спится, стоял и слушал весь этот разговор, были бы более осторожны.
— Значит, храм Таурет… — шепнул под нос Небхеперура. — Сехемра…
Программа 11. Телесериал "Любовь Тропиканки"
А Бобруйск отсюда далековато.
Солнце не может не взойти. Это Маша знала точно. Пусть и была у нее по астрономии твердая тройка, но о гелиоцентрической системе в двадцать первом веке другой эры, знали даже в детском садике. Это тут, в Кемете, существовали какие-то Боги, управляющие миром. Если встанет Ра не с той ноги, и солнышко не взойдет. То же самое грозит случиться, если злобный Апоп совершит удачную вылазку на ладью Бога Солнца. Странно еще, почему кеметцы до сих пор не сделали Ра одноногим, чтобы он каждый день вставал на единственную, "ту" ногу, и почему не оградили путь следования ладьи бога солнца колючей проволокой, чтоб ни один Апоп подойти не посмел!
Для Маши неопровержимой была еще одна истина: Небхеперура не мог не прийти. На берегу их пляжика в воде играли две дикие утки, почти так же, как и она вчера с ним, когда двое молодых людей пытались снять стресс после случившегося ночью. С севера дул приятный прохладный ветерок. Сейчас хорошо, но Неб говорил, что скоро настанет лето, засуха, и даже утром будет нестерпимо жарко. Девушка не замечала, как начинала думать о Кемете как о постоянном месте жительства, потому что вот уже почти неделю ни она, ни ее брат не могут найти выхода в будущее.
В это утро она грустила. Три дня назад было так хорошо, но каким печальным оказалось расставание. Каким обреченным взглядом смотрел вчера на нее Небхеперура. Они встречались и вчера, и позавчера, и он стремился выглядеть веселым, хотя Маша прекрасно видела: что-то было уже не так, как в первые дни их знакомства.
Девушка посмотрела на свои позолоченные кварцевые часики на левой руке. Тоненькие, заводской работы желтенькие стрелки указывали десять минут девятого. Он всегда приходил в восемь, если не приглашал к полудню. Испуг охватил сердце девушки: а вдруг что-то стряслось. Она зачарованно смотрела на медленно плывущую по кругу секундную стрелку.
Вчера Небхеперура из любопытства спросил, почему Маша никогда не опаздывает, ведь, как он понял, ей неведомы местные принципы измерения времени. А девушка тогда с гордостью показала ему золоченый браслетик от фабрики "Луч". С виду обычное украшение, но с одной стороны в него встроен движущий по кругу три стрелки механизм. И по этому браслету девушка определяла время точно, безо всяких ошибок. Тогда Маша лишь пожала плечами и сказала, что в браслете, как и в сундуках у нее дома, сидит барабашка по имени Батарейка.
Несомненно, Небхеперура сразу же начал вымогать у нее этот браслет. Для обмена предлагались даже золотые украшения. Но девушка отказалась. Нечего парню женские часы носить.
Знали бы рабочие с Минского завода "Луч", что их часы себестоимостью в двести рублей хотят купить за увесистый золотой браслет с лазуритом и аметистом, точно, подняли бы цены на свою продукцию.
Было уже полдевятого, а он не приходил. Маше уже начало казаться, что сердце готово вырваться наружу, но вдруг услышала шелест камышей и обернулась.