Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Шрифт:
Спускаюсь с холма, не удерживаюсь, с-сучий лёд, с-сучья зима, брякаюсь копчиком, скольжу в долину, бобслеист хренов… я в своём репертуаре.
Мне кажется, кто-то там, наверху, смеётся надо мной…
2013 г.
Он любил лето
Подъехали к неказистому домику на окраине, который стоит и думает: упасть ему сейчас, или ещё постоять. Нет, ты уж не падай, когда мы в тебя войдём. Как это,
Точно, ведёт он меня туда, через лужи, через какие-то провалы и буераки, если где и находится вход в ад, так это тут, на окраине. А ведь так и кокнет он меня тут, за хорошим делом в такую глухомань не везут…
Иду за Ганькиным, припоминаю, что ещё за сегодня надо сделать, всё за сегодня надо сделать, как всегда ничего не успеваю, чего вообще за ним попёрся…
– Вот здесь он жил, – говорит Ганькин.
– Кто?
– А чёрт его знает… Я даже имени его не знаю. И никто не знает.
Хочу спросить, а было ли у него вообще имя. У кого, у него. Не знаю.
– Дом его… бабка у него тут жила какая-то, потом бабка умерла, он сюда из города переехал.
Киваю. Очень рад за него. Только мне-то что до него. Мне сейчас на совете директоров надо быть, а я тут с вами. С кем, с вами. Не знаю.
Заходим в дом, внутри кажется холоднее, чем снаружи, чувствуется, что здесь никто не живёт и не жил. Из разбитого окна сочится ветер, тощая кошчонка разгуливает по подоконнику.
Ладно, Ганькин не подведёт, зря, что ли, детектив номер один… зря я ему, что ли, бешеные бабки заплатил, пусть только попробует не отработать. Нет, у Ганькина голова куда надо пришита, зря он, что ли, мою с любовником выследил, не отвертелась, курва…
Ладно, не о том речь.
А о чём…
Ну да.
– Вот картины его, посмотрите, – продолжает Ганькин. Отдёргивает занавеску, показывает полотна, залитые солнцем луга, игру светотени в лесу, раскалённые от зноя пляжи…
Вспоминаю, что зима не кончается уже пятый месяц, зябко поёживаюсь.
– Красиво… на аукционе за такое я бы не пожалел, раскошелился…
Ганькин не унимается, перебирает картины, вот, вы посмотрите, сплошь лето, лето, лето…
Сжимаю зубы. Мог бы и не напоминать про лето. Лето, которого нет. И как будто не будет. Если в мае лежит снег и потрескивает морозец, это что-то новенькое.
– Очень он лето любил, понимаете? Когда зима наступала, болел даже. Нет, не простужался, просто… потому что лета больше не было. Всё время лето рисовал. На полотнах.
Снова стискиваю зубы. Мне-то что до него. До них до всех. Я Ганькину не за картины бешеные бабки платил, и он это не хуже меня знает. Я ему платил, чтобы он лето искал. Уж Ганькин-то найдёт. Всё найдёт. Атлантиду – пожалуйста. Град Китеж – без проблем. Вчерашний день – так это вообще его конёк. И ветра в поле найдёт, и иголку в стоге
И вообще мне на встречу пора, и ещё в десять мест, как я выберусь через пробки, чёрт пойми. А тут он… с картинами со своими.
– Он в феврале умер, – говорит Ганькин.
– Очень сочувствую. Ты мне вот что скажи, мил человек, я тебя что просил, лето найти, а не этого… как его… с картинками его.
– Да как вы не понимаете, он лето любил!
– Очень рад за него.
– Да вы не понимаете… он любил лето. Он один любил лето. По-настоящему. И лето его любило. А теперь его нет.
Молчим. Начинаю понимать.
– Сколько я вам должен?
Ганькин называет сумму. Нехило.
Выходим из дома в мокрый мерзкий снежишко, кошчонка увязывается за нами. Забивается в ледяную машину, промёрзла, бедная…
Снег бьётся головой в стёкла. Припоминаю что-то, те бесконечно далёкие времена, когда я любил лето. Было такое. Стихи какие-то писал…
Открываю блокнот, выискиваю чистую страницу среди записей о срочных встречах и неотложных делах.
За деревней ранним вечеромРозовеет дальний плёс,Стрекотанием кузнечикиЗаглушают стук колёсОт костров иголки острыеВетер на рубины рвётА один костёр на островеКак по воздуху плывётМожет, получится…
2013 г.
Сегодня и завтра
Сегодня он придёт.
Я всегда чувствую, когда он должен прийти. Хотя он никогда ничем не выдаёт себя. он умеет прятаться, за годы и годы он хорошо научился прятаться, таиться по подворотням, по подземельям, по местам и местечкам, куда не ступала нога человека.
Он будет один. Я знаю, он будет один. Он всегда один. Я не знаю, как он выглядит, я никогда толком не видел его лица. И даже те плакаты на стенах, где за его голову обещают миллионы и миллиарды – не более чем подделка, и фотография там не его, какой-то фоторобот, составленный незнамо из чего.
Я знаю одно.
Он придёт убить меня.
Он давно намеревается убить меня. Его не остановят замки и двери, он просочится сквозь невидимые щели, может быть даже сквозь стены. Он будет вооружён, ещё не знаю, чем, но он будет вооружён, он придёт убивать.
Гадаю, откуда он появится. Закрываюсь в дальнем отсеке «Моисея», проверяю все засовы, все входы и выходы, просматриваю отсек, не прячется ли он уже где-нибудь здесь.
Вроде нет.
Кажется, его нет вовсе.
А он есть.