Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Шрифт:
Он ещё раз похлопывает меня по щеке, выходит из комнаты.
– А что… мы двое остались?
– Ну да… то есть… что я говорю, двое… – Фельдман многозначительно смотрит на меня. Я так же многозначительно киваю.
– Это дело надо отметить.
– Какое дело?
– Ну… вашу победу… мистер Фельдман. И обговорить кой-какие детали, я же всё-таки у вас лжепророком буду…
Фельдман идёт в номера, я плетусь за ним. Всё ещё дрожат и подкашиваются ноги. Всё ещё сухо во рту: что пил, что не пил. Проходим мимо служебных помещений, вижу два тела, лежащие на
Поднимаемся в номер, я разливаю по бокалам винишко, прикупил какой-то бутылёк, Молоко Любимой Женщины… попробуем…
Фельдман поднимает бокал.
– И поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? Кто может сразиться с ним?
Продолжаю ему в тон:
– И даны ему были уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему была власть действовать сорок два месяца.
Чокаемся.
Пьём.
– И дано ему было вести войну со святыми, и победить их…
– И поклонялся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни…
Фельдман хрипит, давится вином, сползает под стол…
– Отравил… отравил… скотина… ты…
Фельдман вспыхивает пламенем, извивается, как сломанный трансформер, беспомощно барахтается на полу…
…смотрю на горстку пепла, на всё, что осталось от Фельдмана. Снова закрываю бутылёк, ставлю в буфет, там же, где стоит фляга со святой водой, позавчера освятил в местной церквушке. Смотрю на горсточку пепла, вроде бы надо убрать, и вроде бы боязно прикасаться.
Значит, это не легенда…
Значит, Фельдман и правда… он…
Вытягиваюсь на постели. Нет, надо убрать пепел, так и кажется: сейчас набросился на меня и задушит…
И надо бы подготовить себя к роли.
К роли Властелина мира.
Вот сколько говорил, что бесит меня этот ведущий, а без него как-то совсем не по себе. И без зрителей… и без всех, без всех…
Смотрю на понатыканные везде видеокамеры. Думаю, есть ли ещё кто-нибудь там, по ту сторону экранов. А то, может, уже и нет…
…после того, что мы сделали с миром…
Студия напоминает город после войны, опустошённая, разгромленная. Поднимаю упавшие стулья, поправляю аляповатые декорации.
Он появляется, как из ниоткуда. А может и правда – из ниоткуда. Кладёт мохнатые лапки мне на плечи.
– З-здрассте, – выжимаю из себя.
Он легонько кланяется. А да, ему же тяжело говорить по-человечески.
И дано ему было вести войну со святыми, и победить их…
Он жестом приказывает мне идти за ним. Иду. За ним. Почему так дрожат коленки, почему так сухо во рту, почему так бахает сердце. По кочану. Главное, не показать, что мне страшно, он не любит таких, которым страшно.
Не показать… можно подумать, он не чувствует… не видит…
Мы выходим из студии в холодок зимы. Как тут всё изменилось за три месяца… кажется, прошло три вечности и
Возле самой машины скольжу, падаю в снег, бормочу слова, которые нельзя говорить вслух. Ну, опять я в своём репертуаре, в машину сесть и то нормально не мог… он ловко подхватывает меня, усаживает на бархатные сиденья, бли-ин, я же задницей в грязь приложился, вот сейчас кресла и изгваздаю…
Машина несётся по городу, который кажется мёртвым, четыре всадника бесшумно сопровождают нас. Вот это я помню, конь чёрен, конь бел, конь рыж и конь блед… а вот кто есть кто, не помню… смерть, чума, голод… и война…
Он недоверчиво смотрит на кольт у меня на поясе. Пожимаю плечами: а вы как хотели, властелину мира без кольта никуда…
Чувствую запоздалую эйфорию, вот, блин, уже и торжествовать сил не осталось… слишком долго шёл ко всему этому, теперь я покажу им всем, им, всем, которые да-что-из-тебя-вырастет, которые вы-отчислены, которые я-чего-дура-с-таким-встречаться, которые мы-вам-позвоним, которые слышь-пацан-бабки-есть, которые… которые… которые…
Когда я ещё представлял себе это… в детских мечтах, что вот я, всемогущий, всесильный, всевластный, стою над миром. И эти все, какие все, да все, стоят передо мной на коленях, просят прощения, а я их не прощу, а я их…
Переглядываемся с ним. Многозначительно. Уже не отворачиваюсь от его жёлтых глаз.
Останавливаемся где-то на холме, отсюда виден весь город, да что весь город – весь мир. Выходим из машины, снова чуть не падаю, да что с землёй сегодня, пляшет и пляшет под ногами. Видно, чует, что настали её последние дни.
Он делает мне лёгкий знак, который я не сразу понимаю. Ах, да. Теперь я должен поклониться ему, а он подарит мне весь мир.
Выхватываю кольт…
В какие-то доли секунды он ещё пытается увернуться. Недостаточно быстро. Он ещё умоляюще смотрит на меня, он ещё показывает мне на мир у моих ног, идиот, всё это будет твоим…
Серебряная пуля разбивает его, как стекляшку, со звоном вдребезги.
Перевожу дух.
Вытаскиваю телефон, набираю номер, очень простой, одиннадцать нулей, но почему у меня так дрожат руки, почему-почему-почему…
Длинные гудки…
– Алло.
Вот так, просто, как будто говорю с кем-то из знакомых…
– Задание… выполнено. Я его… ликвидировал. И этого… и… наёмника…
Чёрт, опять я путаю слова…
– …и наместника его.
– Очень хорошо. Большое спасибо.
Хочу сказать: рад стараться. Не успеваю. Связь обрывается, да и то сказать, Туда сигналы редко доходят…
Много ещё нужно сделать. Перво-наперво убедиться, что жуткие радиосводки про войну Китая и Америки – не более чем утка, которую я сам же и приготовил. Запёк, так сказать, в духовке и подал к столу. И про метеорит над Африкой тоже. И много ещё чего…