Реализованная Вероятность
Шрифт:
Отставив полупустой бокал на столик, землянка смерила новоиспечённого хозяина апартаментов (слово "квартира" с непривычки представлялось тут слабоватым) недобрым, снайперским прищуром.
– Не исключено, впрочем, что вы окажетесь хроническим тунеядцем. Как бы там чистосердечно ни ставил на ваши блестящие извращённые мозги Наставник Эндо.
– Так уж я похож на представителя золотой молодёжи?
Спокойно-безразличный, почти скучающий тон... и - слишком явственное ощущение этой растреклятой жилки на виске. С голосом, лицом, жестом, взглядом совладать - не проблема для профессионального политика. Куда неподконтрольней - яростная
Когда-нибудь и Шейла распознает этот признак. Если уже не догадалась, телепатка.
И ведь наверняка представляет, из какой грязи довелось ему карабкаться в князи: сцепляя зубы, срывая ногти, не зная детства, рассчитывая на себя одного. Знает - и язвит насмешками, столь же болезненными, сколь и несправедливыми... чёрт бы тебя побрал, Пришелица Ниоткуда!..
Полегче на вираже!
– вовремя одёрнул сам себя. Теперь и здесь ты – Пришелец Ниоткуда, бродяга безродный, ноль в квадрате. Зато она – свояв доску... и вовсю пользуется вседозволенностью, какую только предоставляют родные пенаты.
Не сообразил разве - ещё там, в своих безраздельных владениях, - что расстановка сил поменялась диаметрально и надолго?
Хотя насчёт "раз навсегда"... не станем пока тешиться иллюзиями, всем телепатам напоказ; но и зарекаться не следует.
Шейла - хвала Светлому Небу!
– не сочла обязательным развивать тему его тунеядства подробнее. Ограничилась одним тонким намёком на толстые обстоятельства. Может, просто педагогические воззрения у неё такие, для Конфедерации своеобычные? Может, решила она, что в противовес бесчисленным пряникам, которыми наперебой закармливает "этого политикана" Содружество, с её стороны не повредит немного кнута? А чтоб не сильно зарывался. Знаем мы, дескать, этих варваров... только начни им потакать - мигом приступят к любимому силовому упражнению: сядут на шею и начнут качать права!
Вот, явно сменила, перестраховщица, гнев на милость; подхватила с блюда какой-то сочный экзотический фрукт, надкусила деликатно. И - поверх него подмигнула (очевидное-невероятное!) едва не кокетливо.
– Всё-таки, Ваше Бывшее... чем это вы, если не секрет, закодировали вашу дверь?
Банальнейшее, легкомысленное любопытство, так свойственное "прекрасному полу"... однако, вот так Пришелица Ниоткуда. Воплощённая Безупречность-Компетентность-Всемогущество!
Оказывается, ничто человеческое - более того, женское - ией не чуждо? кто бы заподозрил?!
– Так ли это важно - для вас лично?
– По её примеру, взял и он что-то съедобное, наугад; ответно (не без труда) переключился на светский, лёгкий, почти игривый тон.
– Вы-то, при необходимости, телепортируетесь сюда и в обход всех охранных систем, не так ли?
– Ну, а вдруг мне взбредёт на ум соблюсти вежливость?
– Шейла продолжала настаивать, склонив голову к плечу и уничтожая свой фрукт с аппетитом, хотя и аккуратно.
– Исключительно из этических соображений, должна же я знать ваш код? хоть намекните.
– Скажем так: имя моей первой любви. Можете начинать гадать...
Взамен гадания, на него обрушился шквал чистосердечного веселья.
– Первая любовь!
– и Аррк Сет?! Определённо шутите, Ваше Бывшее!
– Вполне вероятно. На что, на что - на любовь у меня никогда не оставалось времени...
Светлое Небо свидетель, как хотел он сдержаться; но запретной горечью прорвались последние слова. Горечью столь явственной, что и Шейла поперхнулась хохотом, осеклась на полувзмахе рукой. И зажатая в пальцах шершавая красно-коричневая персиковая косточка представилась вдруг нелепой, неуместной, оскорбительной... для обоих.
У тебя-то, моя соперница-спасительница-тюремщица, когда-нибудь оставалось время - для любви? Для первой; для последней; для какой бы там ни было по счёту?
Грустная получилась шутка, Шейла.
Пришлась точно по больному месту, одному на двоих.
Ведь правильно угадал я в тебе, Пришелица Ниоткуда, - родственную душу, портовую крысу? Не отпирайся.
"Потустороннее" ты существо. В смысле, с той стороны. Есть тут и такая, уже в курсе. Наверняка была в жизни твоей одна незабвенная планетка, где ты родилась, и где сызмала надрывалась от каторжного труда. Был космопорт, и в нём ни шаткое ни валкое, полунищее существование, и родители-чернорабочие... позднее, уже вырвавшись и худо-бедно встав на ноги, перекрестила ты их в квалифицированных инженеров, дабы поддержать престиж и не сойти с ума. И не ошибусь, предположив: были в твоей судьбе воровство, и пиратство, и хакерство, и контрабанда, и ещё целая обойма сомнительных способов самоутверждения в том же роде. И не сомневаюсь, удалось тебе стать не последним человечком в своём мире - по ту сторону закона, по ту сторону Силы. Там ведь разговор короткий: либо доказываешь ежесекундно, какой ты самый-самый; либо сожрут тебя и с потрохами.
А потом подвернулся тебе на пути некто, посамее тебя; и сграбастал за шиворот, и натыкал носом в лужу, и втянул насильно в рай, в честную-счастливую-цивилизованную жизнь. Вот как ты меня теперь.
Ну, может, не в точности так всё было с тобой, как со мной. Но если в чём и есть расхождения, так в незначительных деталях. Суть-то незыблема: оба мы - продукты одной системы воспитания. Потому-то теперь ты так усердно тычешь меня носом в лужу прошлых грехов. Вместо того чтобы гладить по шёрстке верой-надеждой-любовью: мол, что за славный ты малый, Аррк, на самом деле, только сам того не знаешь!
Да дудки, ребята, всё он про себя знает, - так возразишь ты всем чересчур ретивым гуманистам, каковых тут тринадцать на дюжину. И то знает, какой он, чертяка, обаятельный; и то знает, что обаянию его ни на грош верить нельзя. Прожжённый политикан, в общем, ещё натворит тут дел!
Хотя и сама постигла на собственном опыте: все средства хороши, лишь бы не вернуться больше на свою планету Ватуромга, на историческую родину, будь она трижды неладна... рад бы забыть, да не забудется!
А забудется - так напомнится.
Вот, даже здесь закодировал свою дверь - всё тем же, неизбывно въевшимся, именем. Тем самым, что не откроешь даже родственной душе, и тем более – родственной душе. Лучше уж сморозить, в виде отступного, заведомую чушь: первая любовь, столичный университет, папа-герцог, чёрт с рогами...
А родственная душа сидит в роскошном кресле напротив, надолго поперхнувшись неуместным весельем; и персиковая косточка всё ещё судорожно-нелепо зажата в руке. И в глубине глаз, приоткрывшейся невольно - ветер заносит радиоактивным пеплом руины чего-то, давнего, но не забытого, не отболевшего доныне...