Реальное зло
Шрифт:
Значит, Сэм оградил помещение от лишнего внимания каким-то своим способом. И меня здесь никто искать не будет. А ещё – Послушники не почувствуют выброса силы, когда мама будет высвобождена!
– Ммм!!!!... – хочу сказать «Прошу!!!» и смотрю на него с реальным отчаянием в глазах: он уничтожает всё! ВСЁ! Он разрушает мой план! На корню! Мать его, он просто НЕ ВЕДАЕТ, ЧТО ТВОРИТ!!! – МММММмммм!!!
– Хватит, Мара! – резко схватив меня за подбородок, рявкает парень, – У тебя было столько возможностей сказать мне правду, но ты не воспользовалась ни одной. Я спасу тебя, хоть твоя задница этого и не заслуживает. И я выпущу дух твоей
Боль.
Острая.
Неожиданно ощутимая.
У меня нет защиты, мой резерв обнулён и спрятан; я чувствую всё ровно настолько, насколько это можно ощущать в реальности.
И мне больно.
Из глаз текут слезы.
А ещё – обидно.
Мне так обидно, что боль от пореза ощущается не так остро, как боль где-то внутри моей грудной клетки. Может быть, в сердце?.. Я даже не слышу, как визжит существо, вырвавшееся из моего тела. Я не вижу, как Сэм загоняет демона внутрь тотема. В моих ушах набатом бьётся мой собственный пульс, а в глазах рябит из-за лишней жидкости, льющейся из слёзных желез против моей воли.
Он уничтожил всё. Он уничтожил меня. Теперь, когда цели нет, я – бесполезный сосуд из костей, крови и мяса. Я никому не нужна и мне никто не нужен. Смысл моего существования потерян.
Я не чувствую, как меня освобождают от верёвок, не ощущаю, как моя рана очищается и перевязывается. Я вообще не хочу знать, что происходит с моим телом. И с этим миром. Он мне теперь неинтересен. Мне интересно только одно:
– Кто?
Голос звучит жутко. Глухо и безжизненно. Зато звучит. Значит, с моего рта сняли повязку.
– Это не имеет значения, Мара, – тихим и словно извиняющимся голосом произносит Сэм.
Поднимаю голову и смотрю на него. На его лбу – испарина, взгляд глаз какой-то дикий. Кажется, он не ожидал, что информация, полученная им от предателя – достоверная. Что ж, он её проверил. И, возможно, запечатал в тотем своего первого демона. Вполне вероятно, что он сможет вернуться в Послушники… когда-нибудь, когда получит шанс рассказать эту историю своим наставникам.
Когда-нибудь, когда меня уже не будет.
Поднимаюсь со стола, на котором лежала, бреду к выходу. На голос человека, уничтожившего мою жизнь, не оборачиваюсь. Не очень понимаю, что со мной творится. Мир ощущается иначе. Словно легче. Светлей. Вот только в моей душе появляется чернота, страшнее демонической – в моей душе появляется отчаяние.
Поднимаюсь по ступеням, поднимаю свой пиджак с пола у самой двери в
Выхожу со школьной территории, плетусь в свою квартиру. Принимаю душ, мельком заметив, что рубец на плече затянулся до уровня шрама – должно быть, опять Сэм постарался. Ненавижу ли я его? Не знаю. Сейчас я чувствую в себе два противоположных желания: уничтожить всех Послушников… и махнуть на всё рукой, забив и на ведьм, и на Послушников, и закрыться в четырёх стенах до конца своей жизни.
Когда выхожу из душа, застываю над пентаграммами. Возвращаюсь в ванную, беру тряпку и оттираю с пола рисунки мелом. Это мне уже не пригодится. После – иду к шкафу и на автомате достаю первое, что попадается. Кажется, это длинная майка. Мне плевать, в чём ходить по дому. Я…
Звонок в дверь звучит неожиданно.
Я никого не жду.
Значит, и реагировать не буду…
И снова звонок. И снова. И снова.
Боже, ну, кому я понадобилась?!
Плетусь к двери, открываю.
– Мара, что произошло? Куда ты пропала? – Ник стоит на моём пороге и смотрит на меня с лёгким волнением. Затем переводит взгляд за мою спину. Мягко отодвигает меня. И проходит внутрь квартиры, – Ты здесь живёшь? Здесь?
– Чем тебе не нравится моя квартира? – спрашиваю бесцветным голосом.
– Ну… – Ник проходит в центр студии, оглядывает надувной матрас на полу, полупустое помещение «гостиной» и кухонную зону; переводит взгляд на меня, – Это квартира для холостого мужика. А не для школьницы.
– Меня всё устраивает, – отзываюсь безучастно, даже не спрашиваю его, как он узнал мой адрес. С его способностями этот вопрос перестаёт быть актуальным… должно быть, вынудил консьержа внизу выдать всю информацию о жильцах этого дома, – Зачем ты пришёл, Ник?
– Ты пропала на перемене. Как и Сэм. Но тот уже нашёлся, а ты… где ты была? – блондин подходит ко мне и словно только сейчас замечает, во что я одета и как я выгляжу, – Мара? Что с тобой?
– Всё в порядке. Пожалуйста, иди домой, – протягиваю руку в сторону двери, однако на моё запястье неожиданно ложится ладонь парня.
– Эта татуировка… – Ник смотрит в мои глаза, не отпуская моей руки, – давно она у тебя появилась?
– Несколько лет назад. Набила в качестве протеста всему миру. Ещё вопросы? – поднимаю на него пустой взгляд.
Сейчас его подозрения мне безразличны. Я чиста. А мой дар скрыт благодаря Сэму. И даже если Ник поймёт, что я ведьма, он ничего не сможет мне сделать – потому что я не успела совершить то, за что он спокойно мог бы уничтожить меня прямо здесь.
– Что с твоими глазами? – отвлекаясь от рисунка на моем теле, спрашивает Ник.
– А что с ними? – нехотя переспрашиваю, желая высвободить конечность. Однако – кто бы мне позволил?
– Я думаю, ты знаешь, что с ними, – глядя на моё лицо, отвечает блондин.
Ну, да, знаю. Потому что пару секунд назад я поняла, кто предал меня. И острая, тянущая боль, стрельнувшая от груди вниз живота, заставила меня приложить неимоверные усилия, чтобы не завыть от отчаяния.
– Мара…
Вырываю руку из его хватки и закрываю ладонями лицо.