Реальность и мечта
Шрифт:
Спектакль мне хотелось начать с анафемы на всякого, кто восстанет против государя, которая звучала бы над сценой на разные голоса. Это подчеркивало бы мужество Стеньки, не убоявшегося кары за своеволие. А воля, именно свобода и стремление к ней, должна была стать лейтмотивом постановки. Что есть воля? Раскрытию этого вопроса подчинены размышления Степана Разина о смысле и правде жизни, его исповеди и диалоги с соратниками. Мучительны эти поиски пути, потому как Степан — варвар, поднявшийся над людьми силой своего характера. Велико его стремление к свету, но из варварства его и темноты проистекают жестокость и запутанность суждений, что в итоге заводит Разина в тупик. Он заставляет людей исполнять приказы, но бессилен решить загадку о предназначении человеческого бытия. Его стихийная философия в том трагична, что волю-то надо не от бояр отвоевать, а от своей рабской души. Работая над пьесой, я до замирания сердца чувствовал жуткую безысходность деяний Разина и понимал, что ставить на сцене нам надо не историю крестьянской войны из
Помимо режиссуры мне предстояло исполнить главную роль, поэтому не последними были раздумья над тем, какой должна быть манера актерской игры.
Описание Разина есть у историка Николая Ивановича Костомарова:
«Это был человек чрезвычайно крепкого сложения, предприимчивой натуры, гигантской воли, порывчатой деятельности. Своенравный, столько же непостоянный в своих движениях, сколько упорный в предпринятом намерении, то мрачный и суровый, то разгульный до бешенства, то преданный 'пьянству и кутежу, то готовый с нечеловеческим терпением переносить все лишения. В его речах было что-то обаятельное; дикое мужество отражалось в грубых чертах лица его, правильного и слегка рябоватого; в его взгляде было что-то повелительное, толпа чувствовала в нем присутствие какой-то сверхестественной силы, против которой невозможно было устоять, и называла его колдуном. В его душе действительно была какая-то страшная, мистическая тьма. Жестокий и кровожадный, он, казалось, не имел сердца ни для других, ни даже для самого себя; чужие страдания забавляли его, свои собственные он презирал. Он был ненавистником всего, что стояло вне его. Закон, общество, церковь — все, что связывает личные побуждения человека, все попирала его неустрашимая воля. Для него не существовало сострадания. Честь и великодушие были ему незнакомы. Таков был этот борец вольницы, в полной мере изверг рода человеческого, вызывающего подобные личности неудачным складом своего общества».
Жуткий портрет. И однобокий под влиянием эпохи, когда в. середине XIX столетия его писал историк. Возможно, внешне Разин был таким, но внутренние его характеристики мне и Шукшину, судя по роману, казались не такими однозначными. Не от избытка сил, а от душевной боли и смуты поднялся Степан. Не богатырь он, а совестливый человек, мучимый поиском справедливости и правды. Для него не прекращается процесс ежечасного познания мира, и чем больше он узнает, тем чаще приходит в ужас и бешенство.
В начале действия Степан виделся опытным военачальником, за плечами которого казачьи походы и штурмы персидских городов. Он спокойно раздает приказы, веря в исполнительность и решимость подчиненных. Разин не боится боя, его страшит неизвестность. Ради чего он поднял казаков и крестьян на восстание? Да ради же воли, воли для всех, а не для того, чтобы побить царских воевод и насажать своих на освободившиеся места! Не хочет он нового рабства. Только люди не понимают этого. И сам Разин видит цель не до конца, хотя во всем старается «дойти до самой сути». Но, заглядывая дальше и понимая большее, он постепенно разочаровывается в соратниках, начинает ненавидеть их за трусость и шкурничество. Поэтому по ходу спектакля у обманувшегося в людях Разина увеличивается духовный надрыв, невыносимо напрягаются нервы, он срывается на крик, на безумство и вскоре сдается перед обстоятельствами, которые ведут его к поражению и гибели. «Была у меня в пути одна горькая спотычинка», — говорит Степан. Его «спотычинка» — это лопнувшая вера в людей и одиночество от осознания того, что люди не готовы к воле и по большому счету свободы не хотят.
Кто-то из философов сказал, что граница между добром и злом проходит через сердце человека. Стенька — арена этой беспощадной борьбы за волю против рабства. Его жесткость — не свойство характера, а громы внутренних сражений, где нет победителей, ибо, порвав путы внутри себя, Разин накидывает их на своих приближенных. Была в спектакле сцена, когда Разин казнит бояр Прозоровских. Делая это, он хочет избавить соратников от страха перед врагами и притеснителями, а получается наоборот — люди пугаются самого Степана, его непостижимой свободы. В страхе они не способны понять, что делает атаман, к чему он идет. И Разин, уразумев, что в глазах народа он обретает черты безжалостного владыки, горько переживает одиночество. Человеческое берет верх над ним. Поставив свой жуткий опыт над людьми, он сам в сомнениях корчится и страдает из-за того, что против ожидания результат вышел иной, ибо люди оказались другими, не такими, как он надеялся.
Очень точно по этому поводу отозвался Лев Аннинский: «Шукшинский герой не знал легкого добра, он не идет к истине по воздуху, и никаким всепрощенцем он быть не умеет. Он идет к добру через страдание, в котором изламывается, искажается, испытывается его собственная душа. Так как же дорога и сложна, противоречива и могуча личность Стеньки Разина для Шукшина!…Вот и ситуации его герою нужны такие, где его не поймут, где на него замахнутся». Шукшин действительно пестует в Разине дорогие ему черты русского характера: простоту, ясность, ум, широту и удаль, бескорыстие, сострадание к людям и самоотречение, поэтому сам хочет так, «чтобы образ Разина был поднят до такой высоты, чтобы в его судьбе отразилась бы судьба всего русского народа, вконец исстрадавшегося и восставшего». А народу надо распрямиться и хоть разок разгуляться за все
Есть в этой личности нечто незамутненное, исконно русское. Разин — дитя по искренности и чистоте восприятия мира. Словно ребенок он постоянно задается вопросом «почему» и так же безмерно огорчается и плачет, когда натыкается на острое. Жестокость Разина такая же детская — из-за недоразумения чужой боли и происходящих событий. Поэтому «дело, которое он взгромадил на крови, часто невинное дело — только отвернешься, рушится», как оценивал своего героя Шукшин. А кровью счастья не добудешь. Она заливает все радости. И беда Разина в том, что иного пути он не знает. Со временем он ужасается, что этот его способ прийти к счастью и воле лишь отпугивает людей, и начинается для него мука мученическая. Он ищет поддержки со стороны, оправдания своим поступкам и не находит. Некому ослабить трагическое противоборство двух живущих в нем стихий: жестокости и жалости. От их столкновения в душе Степан корежится, будто на огне, испытывая боль и муку неизбывную. Страшно ему, страшно всем без исключения действующим лицам.
Эти внутренние коллизии мало показать на сцене лишь в монологах или мизансценах с участием героя. Нужны необычные находки. И мы рискнули ввести в спектакль скоморохов, чтобы направлять зрительское внимание в нужную сторону. Из-за этого я отказался от замысла с громкоголосой анафемой, и вместо нее спектакль начинал скоморох-зазывала разными шутками- прибаутками. И далее скоморохи своими комментариями поддерживали сюжетную линию и одновременно, как посторонние сказители, подчеркивали, что наш спектакль лишь одна из версий тех событий, которые происходили на Руси триста пятьдесят лет назад. Для Разина эти уличные лицедеи — союзники, ведь XVII век становится закатным для них. Своими грамотами царь Алексей Михайлович Романов запрещал уличные представления, повелевая повсюду отбирать и жечь «бесовские» маски, скоморошьи бубны и дудки. И будто в пику неправедному правителю скоморохи в нашем спектакле поэтически приукрашивали страшную бытность прошлого, пересказывая прекрасную историю о народном заступнике и выводя подлинные напевы из сборника АЛистопадова «Песни донских казаков». Но на фоне мрачных деревянно-сермяжных декораций, где рядом с царским троном и набатным колоколом провисают невольничьи цепи! Так в постановке получилось два пласта: дошедшее до нас романтическое предание и жуткое душевное страдание, не чуждое современному человеку.
Безусловно, героя делает его окружение. В романе «Я пришел дать вам волю» Василий Шукшин красочно и ярко изобразил характеры крестьян и воинов, дворян и простолюдинов. В них спектр поныне узнаваемых среди наших соотечественников человеческих качеств. В одном персонаже увидишь земляного, осанистого, хозяйственного мужика, который дальше своего двора за Разиным не пойдет. В другом светится добрейшая душа, бескорыстная любовь и преданность к атаману, готовность лишиться живота за други своя на поле брани. Третий — оторва без совести и чести, без души и сердца. Четвертый — отменный служака, а пятый — сам себе голова, который признает в Степане старшего лишь до тех пор, пока их цели и смыслы не расходятся. Есть в романе дураки и спесивцы, мечтатели и донкихоты. Как много в романе лиц «таких обыкновенных, таких знакомых и в то же время таких странных, таких несхожих друг с другом, — писал об отношении Шукшина к своим героям Леонид Зорин. — Для него не было людишек, недостойных внимания, и он знал, что в каждом встречном, пусть самом неприметном на вид, может быть скрыт свой мир. Дело было в том, что его призванием, его назначением было показать, как непрост и сложен так называемый простой человек». Разделяя это мнение, мои коллеги по сцене создали целую галерею персонажей в спектакле, чтобы он стал узнаваемым и близким для зрителя.
От меня также требовалось характерно сыграть Разина, изобразить его неповторимо живым и земным человеком, потому что любая монументальность и тяжеловесный героизм явно не пошли бы на пользу для главной идеи постановки. И я старался, за каждый спектакль теряя килограмма по два, потому что физические нагрузки были немаленькими: к примеру, по ходу действия я впрягался в телегу и тащил ее. Но, думаю, нагрузки иного рода, духовного, душевного, были тяжелее. Константин Михайлович Симонов, посмотрев «Степана Разина», заметил: «Ну, ты уж так надрываешься, что жалко смотреть. Не сорвался бы ты». Его, видимо, поразила моя истовость. Но я не мог иначе играть эту роль, самую для меня желанную, не отдавая ей всего себя.