Реальность сердца
Шрифт:
— Не знаю, — нахмурилась Фелида. — К нам нельзя, там, наверное, тоже… Ну, ваше величество? Что прикажете? Юноша задумался. Куда идти, к кому — кому он нужен? Никому. Даже герцогу Скорингу больше не нужен, все, его выкинули, как сломанную марионетку. Кукловод отыграл свое представление, порвал ниточки и бросил игрушку в мусорную бочку. И — какое же счастье, что так!
— К герцогу Алларэ, — сказал он наконец. Пусть сводный брат делает с ним все, что угодно — порет розгами, ссылает в монастырь, да хоть казнит, только не отдает толпе, не возвращает во дворец. Фиор добрый. Всегда был добрым. Если попросить его о прощении… …ага, явиться, упасть в ноги и сказать: «Я, братец Фиор, Анну Агайрон отравил, из-за меня герцогиню Алларэ убили, дядя Флектор отравился, и Элграса я хотел со свету сжить, а еще отца — тоже из-за меня, и королевский совет… Прости, братец Фиор!» Фиор, конечно, добрый, только есть вещи, которые никто не простит. Ну и ладно…
— Вы дорогу знаете?
— Нет.
— Ханна?
— Откуда? Я в столице еще не была, — развела руками северянка. — Может, спросить?
— Спятила? Чтоб сразу вся улица заинтересовалась, зачем нам, служанкам, герцог Алларэ? Араон, ну-ка вспоминайте, на какой улице он живет! Не могли ж вы не слышать?
— На Фонтанной площади… нет, это герцог Гоэллон. На Госпитальной… там дядя Агайрон… жил. На Девичьей!
— Точно?
— Точно… он еще шутил когда-то, что самое подходящее название. А герцог Гоэллон объяснял, что там раньше женский монастырь стоял…
— Я знаю, где это, — сказала Фелида. — Пошли. Раньше Араон видел столицу только из окна кареты, да еще пару раз, проезжая верхом в окружении эскорта гвардейцев. Тогда она почему-то казалась не слишком большой и невысокой, всего-то три этажа, редко — четыре, да и проехать все Левобережье можно за час. Это проехать… вот пройти, да еще и босиком, с непривычки, и если правду сказать, то с похмелья…
Собра оказалась большой и многолюдной, а еще в ней жило слишком много господ, привыкших разъезжать на лошадях. То и дело приходилось уворачиваться от конных, да еще и смотреть под ноги, чтобы не наступить в навозную кучу. Горожане толкались, сшибали девушек и не думали извиняться, отпихивали с пути Араона. Кажется, все спешили ко дворцу — в руках несли все те же вилы, топоры и даже грабли, много было пьяных, а еще больше злых и веселых. Юноша понимал, по чью душу эти злость с весельем, и радовался, что идет навстречу горожанам, в простой рубахе, в широких штанах до колена и босой, с грязными ногами и чумазым лицом — совсем непохожий на короля. «Малец», как сказала жалостливая торговка. Никому и в голову не приходит, что этого мальца идут свергать все эти смеющиеся люди с топорами. Чем дольше они шли по улицам, тем обиднее делалось Араону. Да что ж он им всем такого плохого сделал?! Налоги и подати понижал — ну ладно, не сам, а с подачи герцога-регента, — указы подписывал, велел каждый седмичный праздник подавать нищим… За что? За то, что родился не от короля и королевы — а он об этом знал? Узнал перед самой коронацией. Может, тогда и надо было отказаться… но тоже, нашли повод вилами махать. Не подданные, а свиньи. Вот пусть Элграс с ними и мается, он истинный король — ему и положено.
И не придется больше прятаться от портретов, заглушать страх вином, терзаться раскаянием, бояться за младшего брата, чувствовать себя последней дрянью — отцеубийцей, братоубийцей, сестроубийцей, если есть такое слово… Радуйтесь, граждане Собраны, король-самозванец покинул престол!
— Надо было хоть пару монет прихватить, или цепочку, — вздохнула северянка Ханна. — Хоть пообедали бы.
— В Левобережье ты в таком виде не пообедаешь, — покачала головой вторая. — Не пустят.
— А ты в столице давно?
— Мы жили с родителями лет пять назад, потом в Скору уехали, когда отец умер, — хмурясь, рассказала Фелида и тут же огляделась по сторонам. — Пошли, пошли. Недолго осталось. Араон наступил на битое стекло и взвыл. Осколок вонзился под большой палец левой ноги. Бывший король уселся на мостовую и попытался вытащить его, но пальцы не слушались, соскальзывали по мокрому от крови стеклу. Ханна оторвала от платья широкую ленту, шедшую по подолу, вытащила стекляшку и туго перебинтовала ногу.
— Идти все равно придется, — сообщила она. — Поднимайтесь!
— У тебя братья есть? — спросил Араон.
— Нет.
— У меня тоже сестер нет, — зачем-то сообщил прописную истину Араон. — У королей дочек не бывает…
— Что ж ваша маменька какой-нибудь девичий приют не удочерила? — усмехнулась скорийка. — Вам бы пошло на пользу.
— Фелида! — фыркнула вторая. — Фу! Араон, впрочем, нисколько не обиделся. Эти две вредные девки спасли его от мятежников, не побоялись и не бросили — а ведь вздумай они сбежать сами, ничего бы им не было. Надо Фиору обязательно рассказать, и ни в коем случае не забыть… Идти было больно, но, слава Сотворившим, недалеко. Широкие ворота с гербом — «цветущая ветвь: золотые цветы, зеленые листья» — были закрыты, но Ханна решительно постучала в них кулаком.
— Чего надо, босота? — высунулся гвардеец в алларском бело-зеленом мундире. Вот, оказывается, где городская стража…
— Нам нужен герцог Алларэ!
— А пинка тебе не нужно? — рассмеялся светло-рыжий красавец. — Совсем одурели, да? Герцога им…
— Послушайте, многоуважаемый, — строго заговорила Фелида. — Если вы немедленно не впустите нас во двор и не сообщите герцогу Алларэ, что прибыли девицы Скоринг и Эйма, а также его младший брат Араон, вас ожидают неприятности. От герцога, любезнейший.
— Че-го? Кто? — усмешка с лица гвардейца пропала, следом пропал и он сам, зато приоткрылась небольшая дверь сбоку от ворот. — Проходите. Если пошутили… Араон перешагнул порог, сполз по деревянной створке ворот на землю и расхохотался навзрыд.
Засыпая, Саннио сказал слуге-алларцу, который помогал гостю раздеваться, что будить его можно только по случаю пожара в доме или государственного переворота. В отсутствие того и другого он проснется сам, и чем позже, тем всем лучше. Так ему посоветовал Фиор, да и сам молодой человек уже накрепко выучил, что чем больше бед валится на голову, тем дольше нужно спать.
Когда его толкнули в плечо, он застонал и, не открывая глаз, определил — часа три дня. Дымом не пахло, про пожар никто не кричал. Переворот? Да перевернись оно все пятками кверху…
— Вставайте, сокровище. Поучительное зрелище пропустите. У нас тут все притчи и чудеса сразу.
— Что такое? — простонал Саннио. Реми Алларэ — враг человечества и апостол Противостоящего. Вечно вот он будит спозаранку… — Где?..
— В гостиной этажом выше, — со смехом объяснил враг и апостол. Алессандр открыл глаза. Реми с трудом удерживался, чтобы не заржать в голос, его аж шатало от усилий. — У нас король в доме.
— Кто?
— Его величество Араон. Третий. Собственной персоной.
— Зачем?
— Из дворца сбежал, — терпеливо объяснил Реми. — И прямо к нам. К Фьоре, точнее. В грехах каяться.
— Он попозже не мог?!
— Четвертый час, самое время! — Алларэ плюхнулся на кровать рядом с Саннио и все-таки заржал, как жеребец. — Ох… боюсь, сокровище, самое лучшее вы все-таки пропустили! Такое покаяние… слезу вышибет из камня! Молодой человек лениво подумал, что смеющийся до слез Реми определенно лучше Реми вчерашнего, ледяного от злости — так что из явления короля все же проистекло что-то хорошее. Правда, не очень ясно было, что тут смешного, и что теперь с Араоном делать.