Реальность сердца
Шрифт:
— Где регент! Где этот подлец! — завело свою песню невеличественное королевское величество, потом из-под пледа показался один глаз и кончик носа. — Где твой брат, дура?!
— Ваше величество, — присела в реверансе Фелида, — за ним уже послали. Послать-то послали, только вот господина герцога-регента почему-то не было. Близился полдень, время заседания королевского совета, обычно Скоринг появлялся еще за час или два, а тут — не было его.
— Возможно, он разбирается с беспорядками, — осторожно заметила Ханна; на «дуру» фрейлины не обратили внимания, уже привыкли к манерам Араона.
— Беспорядками??? Это бунт!!! — возопил негодный мальчишка, от негодования даже скинув с головы толстый саурский плед. — Это переворот! Это ужас!
— Успокойтесь, ваше величество, — медовым голоском прощебетала Фелида. — Вы пугаете нас, мы ведь надеемся на вашу защиту… При виде широко распахнутых карих глаз девицы Скоринг, трепещущих ресниц и полуоткрытых пухлых губ любой калека почувствовал бы себя если не королем Аллионом, так хотя бы сказочным рыцарем, победителем драконов и спасителем юных герцогинь — но не Араон. Вместо ответа величество спряталось под подушку. Фелида прикусила губу, безмолвно хихикая.
— А где герцог-то? — одними губами спросила Ханна.
Фрейлина Скоринг только пожала плечами. Глаза на миг стали злыми: два кусочка янтаря, твердые и безжизненные, на милом личике с нежным румянцем. За окном опять заорали и девица Эйма обрадовалась, что Араон спрятал голову под подушку и не слышит голосов: когда в спальню его величества долетали крики осаждавших дворец, король вопил вдесятеро громче. Задернутые портьеры из тяжелого бархата приглушали звук, но не до конца. Третий час орали одно и то же: Араон самозванец, регент — еретик, пусть убираются и освободят трон для Элграса. Фелида, которая, не выходя из дворца, ухитрялась знать все на свете, рассказала старшей фрейлине, в чем дело: нашлись бумаги, убедительно доказывавшие, что король Араон III все-таки подкидыш, а не сын короля Ивеллиона. Попутно всплыли и прочие страсти-ужасти: что королева-мать Ванхильд велела отравить королеву Астрид, что какая-то фрейлина пыталась продать тайну происхождения старшему принцу тамерскому послу… Все это горожан не очень волновало; вот происхождение короля и шашни герцога Скоринга с еретиками заставили их толпой окружить дворец и поднять внушительный шум. Вдруг, словно по мановению руки Воина, жители Собры вспомнили все, что творилось со дня казни Алви Къела — и речь герцога Алларэ на Ассамблее, и содержание исповеди, и коронацию, и обрушение собора. Как будто с глаз их сорвали шоры, и они вдруг увидели некую истину — и ладно бы открылось действительно что-то неожиданное, а то всего лишь старые записи королевской тайной службы. Всего-то один кусочек мозаики, но тут волшебным образом картинка и сложилась… Может быть, важную роль сыграли в этом недавние беспорядки. Зачинщиков было всего десятка полтора, но орали они громко — и все на площадях, да поблизости от храмов. Каждый вопил о том, что герцог Скоринг втянул его в ересь, принудил участвовать в богохульных обрядах, кто-то рассказывал об убийствах детей, другой — об тайных оргиях, для которых похищали юных девушек. Немедленно нашлись матери похищенных младенцев и невинных дев, обвинявшие кающихся во всех грехах, и шумиха усилилась десятикратно. Комендант Собры за сутки навел в городе тишину и порядок, но горожане рассказы и исповеди запомнили. Теперь — записи тайной службы. Вот, дескать, королева-мать знала, что Араон — подкидыш, и хотела защитить принца Элграса, а то королева Астрид хотела его убить.
— О да, — заключила Фелида. — Конечно. Убить родного сына ради подкидыша, к которому она раз в год заходила… Ханна тоже понимала, что все это — полная и законченная чушь, но как это горожанам-то объяснить? Они Араона видели только через окошко кареты, им не расскажешь, что скорее уж королева Астрид избавилась бы от старшего ради своего любимчика, который все восемь лет у нее с рук не слазил… Вообще — зачем же старой королеве это понадобилось? Говорят, покойная Астрид хотела управлять государством вместе с мужем, восхищалась огандской королевой Стефанией и вообще много лезла не в свои дела. А тут еще такой скандал с происхождением наследника престола… Может быть, в этом все и дело; а точно — кто знает? Разве что исповедник королевы-матери. То-то она вдруг в монастырь удалилась; вот, оказывается, в чем дело! Самым обидным Ханне казалось, что все случилось именно сегодня: после совета королевский двор должен был отбыть на охоту. Вот же незадача — вместо того, чтобы охотиться на мелкую дичь с соколами, сиди тут, слушай вопли впавшего в непотребную истерику Араона! Как девчонка, да какая там девчонка — как… У Ханны не было подходящих слов. Зато они нашлись у Фелиды.
— Как поросенок на бойне, — сморщила носик фрейлина. — И за это я должна выйти замуж…
— Мать Милосердная! — ошалела Ханна. — Ужас какой!
— Так решил господин герцог-регент, — процедила Фелида. — Вся надежда на этих, — короткий кивок в сторону окна. — Придушу же щенка в первую ночь! «Вот это да! — старшая фрейлина прижала кулачок к подбородку и молча уставилась на товарку. — Вот это страсти! А то все уси-пуси, бочонок меду…»
— Что ты смотришь? — тихо прошипела девица Скоринг. — Не ожидала, да? А вот так. Тебе хорошо, тебя скоро домой отпустят. А я с этим останусь.
— Откуда ты знаешь?
— Любезный братец сказал, — судя по всему, братец был глубоко нелюбезен сердцу Фелиды; по крайней мере, Ханна бы их наедине оставлять не рискнула.
— Надо что-то делать, — задумчиво сказала старшая фрейлина. — Если дворец приступом возьмут, нас же разорвут… под конец.
— Что-то я не слышу городской стражи, — Фелида прошла к окну. Сначала шаги были резкими, не женскими, потом все мягче и мягче. Товарка заставляла себя успокоиться, и когда она обернулась, на лице опять застыло нежное и покорное выражение. — И не вижу. Я думаю, нас предали. Эллонцы и алларцы только того и ждут, а скорийские полки — где ж они? В казармах? Не видят и не слышат? Дряни…
— Тогда нас не выпустят, — испугалась девица Эйма. — Сначала не отпустят гвардейцы, а потом мы просто не выйдем, поздно будет. Дворец, конечно, большой…
— Это тебе кажется, что он большой. Двести человек его перетряхнут, как сундук, — разница между выражением лица и словами заставляла Ханну дрожать. Фелида ее пугала, с каждой минутой становясь все более похожей на брата. — Найдут под кроватями… и на тех же кроватях…
— Да полно тебе! Никогда такого не было!
— Ты про Лючию Монтанаро не читала?
— Ох-х… — Ханна испуганно прижала ладони к щекам. Королеву огандской династии вытащили из спальни и насиловали, пока она не умерла. Не только ее, но и фрейлин, служанок, даже судомоек — всех, попавшихся бунтовщикам под горячую руку. Протектор велел спасти только пятилетнего наследника престола, остальных же отдал на растерзание разъяренным горожанам. Их даже не наказали. Короля Лоренцо, сбежавшего из дворца через тайный ход, арестовали и казнили, все было более-менее пристойно, а вот тем, кто остался в королевском дворце, не повезло…
— А я думала, ты покрепче будешь, — презрительно бросила Фелида. — Говорили, ты прямо дева-воительница…
— Тоже любезный братец говорил?
— Кто же еще? Он не приедет. Ханна, нас бросили, ты понимаешь? — скорийская пчелка встряхнула старшую фрейлину за плечи. — Очнись! Хоть об отце подумай, воительница…
— А обо мне кто подумает? — визгливо спросил Араон, и добавил уже куда менее противным голосом: — Не бросайте меня! Пожалуйста…
— Ваше величество, — тихо и очень спокойно сказала Фелида. — Я готова о вас подумать. Если вы сейчас закроете ваш королевский рот и будете делать все, что мы вам скажем. Одно слово, один писк — и я вас брошу. Я не гвардеец, спасать вас не обязана. Ясно?
— Ясно, — кивнул король, и оказалось, что перед фрейлинами — перепуганный пятнадцатилетий мальчишка, некрасивый, зареванный, но вполне покладистый и даже не слишком-то мерзкий. — Я не буду спорить. Только вытащите меня, пожалуйста!