Реальность сердца
Шрифт:
— Надеюсь, память об этом прискорбном событии не оставит вас и в дальнейшем, — продолжил герцог, потом коротким резким движением поймал в кулак назойливую муху. От Алессандра не укрылось изумление в глазах Эйка; сам он передернулся. Реми, безумец… но голос даже не дрогнул: — Однако ж, я не питаюсь младенцами. Если ваш брат выразит желание присоединиться к вам на обратном пути, я отпущу его.
— У вас есть причины сомневаться в этом?
— У меня есть причины заботиться о благополучии этого юноши. А у вас, господин Эйк?
— Я смогу защитить Винсента. Вы пригласили меня для обсуждения его участи?
— Его, как вы выразились, участь тесно переплетена с нашей общей, отчего бы и не обсудить? Бруленец еще раз слегка склонил голову. Переплетенные пальцы лежали на колене. Окна в парадной гостиной были открыты настежь, а портьеры отдернуты, и теперь в лицо ему бил свет вечерних сумерек, но Эйк не отворачивался и не опускал глаза. «Достойный соперник, — подумал Саннио. — Смел и умеет держаться…»
— Я привез предложение от господина герцога-регента Скоринга. Он призывает вас положить конец распрям и примкнуть к святому походу против ереси. По завершению его он будет рад предложить герцогам Алларэ и Гоэллону должности первого и второго советников при королевской особе. Также вы сможете ввести в королевский совет пятерых благородных людей по своему выбору. Разумеется, в обмен на признание полномочности притязаний короля Араона на трон, согласия с пребыванием на посту регента герцога Скоринга, одобрения брака короля Араона с девицей Фелидой Скоринг и назначения принца Элграса наместником северных земель.
Саннио держал руки на подлокотниках кресла, и очень об этом жалел. Еще в школе мэтра Тейна его научили отменному способу владеть лицом: тихонько сожми кулаки, и тогда все, что ты хочешь изобразить на физиономии, останется между пальцев. Предложение Скоринга звучало весьма соблазнительно. Никакой междоусобной войны. Мир и благополучие в Собране, владетельные господа, сплотившиеся вокруг трона… Трона короля-самозванца. Регентом при котором — подлый убийца и палач. Такая вот цена за мир и спокойствие. Реми поклялся, что виновный в гибели его сестры умрет. Герцог Скоринг наверняка об этом знал, и вот — на одной ладони клятва и месть; на другой — война в королевстве. Гоэллон едва заметно повернулся влево; как оказалось, не он один. Шесть взглядов, деланно-равнодушных, были устремлены на герцога Алларэ. Воздух в парадной гостиной вдруг стал напоминать расплавленное стекло, струями стекающее с потолка. Он жег горло, щекотал ноздри. Мучительно хотелось закашляться или чихнуть. О чем сейчас думает Реми?..
— Что же намерен делать господин регент через пять с небольшим лет? — спросил герцог Алларэ.
— Что вы имеете в виду? — приподнял бровь Эйк; впервые в его голосе звучала нотка неуверенности. — Господин герцог-регент намерен сложить с себя полномочия, когда король достигнет совершеннолетия…
— Когда король умрет в муках, вы хотите сказать?
— Король Араон будет править и здравствовать долгие годы.
— Каким же это образом? — герцог Алларский, кажется, был искренне заинтересован. Шутовская усмешка исказила лицо.
— Это я обсуждать не уполномочен, — Эйк покачал головой. — Скажу лишь, что цена этого будет высока.
— Как высоко замахнулся Скоринг… — Реми побледнел, невидимая рука стерла улыбку с губ; Эйк прикрыл глаза в молчаливом «да» и неподвижно застыл. Саннио переводил взгляд с него на Эйка и отчаянно пытался понять, что происходит. Не он один; в гостиной воцарились удивление и недоумение, слишком плохо скрытые деланным равнодушием. Гость и хозяин прекрасно понимали друг друга, прочим оставалось только пялиться на обоих. Нет, не всем. Ларэ чуть подался вперед и сверлил владетеля Эйка взглядом. Ноздри едва заметно трепетали. Королевский бастард напоминал породистую гончую, вставшую на след.
— Кого же вы назначили в жертву? — спросил он.
— Я не уполномочен это обсуждать, — повторил гость, слегка отпрянув.
— Своевременный вопрос, Фьоре, — Реми удовлетворенно кивнул. — Господин владетель Эйк, я более не вижу причин вас задерживать. У вас слишком ограниченные полномочия…
— Господин герцог-регент готов обсуждать условия личной встречи.
— Я пошлю за вами, когда увижу в этом надобность, — изящно махнул рукой герцог Алларэ; чуть отставленный указательный палец недвусмысленно указывал в сторону двери.
Ян-Петер Эйк поднялся, откланялся и вышел. На оскорбительный жест он никак не отреагировал, и — что более удивительно, — не упомянул о своем младшем брате.
Готов был оставить его в заложниках? Забыл о нем? Об этом Саннио раздумывал лишь несколько мгновений. Как только гвардеец прикрыл за бруленцем дверь, все подскочили с мест и окружили Реми. Тот сидел, опустив голову; губы были сжаты так плотно, что побелели.
— Все вопросы — утром, господа! — поднялся герцог стремительно и неожиданно.
— До утра я запрещаю вам обсуждать услышанное. Если кто-либо заинтересуется, скажите, что Эйк приезжал обговаривать условия выкупа. Гильом, мальчишку возьмите под стражу, но ему объясните, что он не заложник. Первым с вопросами успел не кто-то из членов алларской коалиции, а доселе незнакомый Саннио человек. Юноша встретил его, поднимаясь в кабинет Реми. Необычно ранний подъем не огорчил: после вчерашнего и спать-то не хотелось, любопытство кололо почище шерстяного одеяла. Войдя в кабинет, он обнаружил там не герцога, а Фиора и гостя, который сразу уставился на него неприятно пристальным взглядом. Высокий господин, лет за сорок, моложавый, с почти незаметной в светлых волосах сединой и узким резко очерченным лицом. Охотничий костюм из серого шелка ладно облегал по-юношески стройную фигуру. В руках гость держал хлыст наездника.
— Отпрыск Арно Гоэллона? — вместо приветствия спросил он.
— Да, ваше высокопреосвященство, — кивнул Ларэ. Архиепископ Жерар, догадался Саннио, когда гость небрежно протянул для поцелуя правую руку с орденским кольцом. Его не так уж просто было заметить: сапфиров, украшавших другие кольца, было на руке архиепископа куда поболе.
— Во имя милости Сотворивших…
— И во славу их! — пробормотал юноша, касаясь губами раухтопаза в серебряной оправе; пальцы пахли лавандой. Вошел Реми, следом за ним — Сорен и Флэль. Архиепископ немедленно смерил бруленца еще более резким взглядом.