Реальность сердца
Шрифт:
— Бьют еретиков.
— Какое хорошее начинание. С чего же началось?
— Двое бруленцев напали на другого бруленца, а он начал кричать про ересь. Потом какая-то баба прибежала, орала, что эти двое вчера у ее дома отирались, а сегодня ребенок пропал. Ну и началось…
— Благодарю, Тьерри, можете отдыхать.
— Мы ничего не будем делать? — удивился Саннио.
— Алессандр, у этого города есть комендант, Эйрон Делаг. Весьма достойный господин, прекрасно знающий столицу. В помощь ему — шесть полков. Для чего же нам встревать в несомненную провокацию? — терпеливо разъяснил Фиор. — К тому же это прямое следствие ссоры герцога-регента со своими соратниками-«заветниками». Интересно, кто возьмет верх, не так ли? Саннио сел, отряхивая с рукавов рубахи мелкие травинки и песок, посмотрел на сидевшего рядом Фиора. С виду — все тот же: почти король Аллион, портрет работы неумелого художника, исказившего пропорции лица. Взгляд этот неотмирный, видящий, кажется, сразу все сущее, пронзительная синева… И — невесть откуда взявшаяся, или в одночасье обнажившаяся жесткость, словно под платьем у него – доспех; при каждом движении чудится почти неуловимый скрежет металла. Интересная вещь власть: то ли меняет людей, то ли просто обнажает суть, словно с яблока счищают кожицу.
— Впрочем, куда интереснее, для чего Скоринг отдал все ключевые посты в королевском совете.
— Для того, чтобы вы не могли посадить на трон принца Элграса, — улыбнулся Кертор. — Это же очевидно. Нас за короля Араона горожане на вилы поднимут, господа. Он же и защитник веры, и благодетель народный… а вы опора его трона.
— Вы? — заинтересовался Саннио.
— Нас с вами, господин Гоэллон, слава богам, в королевский совет не приглашают. Вас по малолетству, а меня по незначительности, — сияющая физиономия керторца выражала восхищение своей пресловутой незначительностью. — Вот те, кто эти назначения примут — свяжут себе руки. Надежно.
— Реми? — Фиор потер висок.
— Король Араон умрет до совершеннолетия.
— И вас назовут отравителями, — подмигнул Флэль. — И еще припомнят покойную королеву Астрид.
— Да при чем тут Астрид?! — едва не зашипел Реми Алларэ. — Это вообще дело рук королевы-матери!
— А кто об этом знает? — вернул Саннио его усмешку Кертор. — Кстати, при чем там были тамерцы?
— Кто разболтал?
— Бертран Эвье. Он не болтал, он лишь объяснил, кто его наградил шрамом.
— Одна из фрейлин сделала копию с копии исповеди, которую подкинула Астрид королева-мать. Не нашла ничего лучше, чем продать ее тамерскому послу, — мрачно объяснил Реми. — Тамерцы захотели заполучить оригинал, еще бы — такой скандал… Все уже давно получили по заслугам. Королева-мать ушла в монастырь, мир ее праху, фрейлину и посла настигла карающая длань Руи. Я хоть завтра же ненароком потеряю все записи по этой истории…
— А и потеряйте, — предложил Кертор. — Где-нибудь в «Разящей подкове». Благо, никому это не повредит, а вот пользу принесет, и немалую. Сделать это надо было еще после смерти королевы…
— Вам Араона не жалко? — спросил Саннио, и Флэль резво устремился в расставленную ловушку.
— Вам перечислить, кого мне жалко? — керторец подался навстречу; от него повеяло ледяным северным ветром. — Араона я учил фехтованию. Таких детей нужно топить при принятии в лоно Церкви. Подержать в купели лишнюю минуту…
— Мальчик не виноват, что им подменили королевского первенца.
— Несомненно! — вот и еще одно яблоко рассталось с кожурой, обнажив весьма интересную суть. — Вот во всем остальном он виноват. Мальчик прогнил насквозь еще до появления господина Скоринга. А Элграса он мечтал извести, и врал про него от души. Хорошо еще, отравить не успел. Зато под ссылку в Брулен подвел. Прямо в руки к «заветникам». Чудесный юноша, пример для всей молодежи Собраны! Мне, господин Гоэллон, куда больше жалко герцогиню Алларэ и девицу Агайрон!
— Довольно! — вскинул руку Фиор. Саннио посмотрел на него и задался вопросом, не спрятаться ли за ясень, или хотя бы за спину Реми. Очень, очень нехорошее выражение было на лице у королевского первенца; только сострадания к нему Алессандр отчего-то не испытал. Господину герцогу Алларэ напомнили о том, что его сводный брат напрямую виновен в смерти его возлюбленной и косвенно — в смерти двоюродной сестры. Жестоко, но кто-то должен был это сделать. Всем пора вспомнить об этом.
Странное дело, еще с первого дня юноше казалось, что оба герцога Алларских, и бывший, и нынешний, относятся к Скорингу не вполне так, как следовало бы по логике вещей. Можно, в общем, понять, почему Фиор не пылает ненавистью к убийце двух дорогих ему женщин — он и ненавидеть умеет очень плохо, и наверняка винит во всем себя. Смерть отца? Король Ивеллион изо всех сил старался прожить так, чтобы мстить за него не хотел даже первенец. Но вот Реми… слова он говорил весьма злые, но за ними не стояло ничего. Скорее уж, тягостное ощущение необходимости делать то, к чему душа не лежит. И еще — Реми так никому и не рассказал всей правды о том, что произошло в Шенноре. Почему? Да и концы с концами у него не сходились. Почему герцог Скоринг нарушил уже давний обычай и порядок судопроизводства? Реми называл слишком много причин: и необходимость заполучить свиток с исповедью, и попытку побега, и желание убрать соперника по колдовским умениям…
«А господин Кертор наблюдателен, — следом за этим подумал Саннио. — Ему никто впрямую не говорил об истории с отравлением; впрочем, и мне никто не говорил, но это уже стало очевидным. Стежок к стежку — вот и вышивка готова… Похоже, что герцог-регент не слишком стремился скрыть эту тайну. Лишь ненадолго, на пару девятин? До убийства короля Ивеллиона, не дольше…»
— Странно это все, — уже вслух сказал Гоэллон. — Эйк ставил условием назначение Элграса наместником северных земель, а зачем тогда спасать северян? Он же говорил о признании притязаний Араона на трон — а Скоринг не больно-то старается скрыть, что Араон убийца…
— Он это впрямую признает.
— Думаю, не только перед вами, Фьоре, — добавил Реми. — Эта тайна уже вовсе не тайна.
— Господа, я пять лет назад взял приз на состязании лучников Керторы, а это дорогого стоит. Одна стрела — и никаких загадок, — неугомонный Флэль вернулся на любимую дорожку. — Дабы вам не пришлось пачкать руки…
— Господин Кертор, вы знаете сказку про мальчика с пуговицей в пупке? — спросил Саннио.
— Нет…
— Слушайте. Жил да был мальчик, у которого в пупке была золотая пуговица.
Родился он таким. Никто не знал, что сие означает. Пуговица ему не очень мешала, но мальчику хотелось от нее избавиться. Стеснялся он ее. Пытался он ее сам отрезать, пытались аптекари — никак, крепко была пришита пуговица. Пошел мальчик в храм и с утра до ночи молился Воину, чтоб тот его избавил от такого неслыханного уродства. Наконец, Воин его услышал и спросил — точно ли он хочет, чтобы пуговица исчезла. Мальчик поклялся, что именно того и желает, Воин взмахнул мечом, и пуговица отвалилась. А вместе с ней и мужское достоинство, — Саннио улыбнулся, наблюдая, как глаза керторца делаются большими-пребольшими, прямо как у Керо. — Господин Кертор, вы точно хотите отрезать эту пуговицу? Не боитесь, что у нас что-нибудь важное отвалится?
— В вашем раннем воспитании, Сандре, несомненно были свои достоинства, — Реми расхохотался. — Какая изумительная история! Я ее раньше не слыхал…
— И что же у нас может отвалиться? Кстати, пока мы гадаем, регент в день придумывает по три указа, и у нас уже отвалилось столько всего, что дальше некуда! Помните, что сказал архиепископ об его рвении? Теперь нет ни одного повода ждать. Саннио невольно кивнул, соглашаясь. Загадки загадками, но о скоропалительных и неумелых реформах говорили и Реми с Фиором, и архиепископ Жерар, и вообще все члены «малого королевского совета» вместе и по отдельности. Еще — Андреас, бесконечно далекий от дел управления государством, но понимающий, как что повлияет на цеха…