Реальный противник (Пока молчат оракулы)
Шрифт:
— Не хочу сейчас с вами спорить, Женя, — вполголоса проговорил он, — но мне кажется, вы в какой-то степени идеализируете наших… э-э… призывников. Романтика — это хорошо… Но всегда ли молодежь, особенно в наше время, руководствуется только романтикой? А, может быть, основная масса молодых людей просто-напросто насмотрелась боевиков? Может, их влекут в армию не жажда приключений и не желание быть полезным Отечеству, а поклонение культу силы? Вот вы говорите: чтобы стать настоящим человеком… А где и как провести грань между так называемым «хлюпиком» и этим самым «настоящим человеком»?
— На самом деле это не так и сложно, — быстро возразил Бык. — Зачем усложнять очевидные истины?
— И еще один вопрос в заключение нашего диспута, — попросил Рамиров. — Считаете ли вы, что это нужно — делать вид, будто вы воюете на этих учениях?
— Вообще-то, — сказал Ромпало, — какая это, к чертям собачьим, война? Сидим тут, как… — Ефрейтор-мор явно затруднился в выборе сравнения.
— Как у тшерта на кулитшках, — с готовностью подсказал Плетка.
Все опять захохотали.
— А ты чем недоволен, Белорус? — вдруг спросил Эсаул.
— Во время войны, — сказал Васек, — нам бы так сидеть не пришлось. Например, в последнюю мировую немцы пускали по следам десанта собак и вооруженных до зубов карателей!
— А ты подай рацпредложение командованию, — ехидно посоветовал Гувх. — Будет тяжело в учении, зато легко в бою!
— Отставить смешочки, бойз, — приказал, поднимаясь, лейтенант. — Закончить привал. Поехали дальше…
— На своих двоих, — заявил тоном знатока Антон.
Белорус как в воду глядел. Через четверть часа сзади сначала еле слышно, а потом все отчетливее послышался лай собак.
— Это еще что за чертовщина? — спросил свистящим шепотом лейтенант, невольно останавливаясь.
— Наверное, «противник» решил удовлетворить пожелание Ромпало, — предположил ехидно Гувх. — Ведь нашему Ваську маловато авантюр показалось!
— Это что-то новое, — сказал Бык, не обращая внимание на зубоскальство Аббревиатуры. — Ладно… Устроим-ка мы небольшой марш-бросок, парни.
И мы рванули. Однако вскоре выяснилось, что это пустая затея. Во-первых, в густом лесу особо не разбежишься, а во-вторых, троица типа «двое тащат третьего» сводила на нет весь легкоатлетический энтузиазм группы.
Лай между тем приближался: видно, псы мчались по еще тепленьким нашим следам, и, судя по шуму, в своре было не меньше двух десятков голов.
И тут мне пришла одна мысль.
В детстве я, как и все, играл в войну и по сто раз смотрел фильмы про наших разведчиков в тылу врага, а посему сразу вспомнил, как киношные герои поступали в подобных заварухах.
Это раз.
Если же честно, то мне порядком осточертела беготня по лесу с чугунно-тяжелым Глазом на плащ-палатке; мне надоело подкрадываться к мифическим объектам мифического противника, а самое главное — надоело играть в военные игры. Детство осталось далеко позади, а сегодня хотелось одного: завалиться с банкой пива в одной руке и «кингсайзовской» сигаретой в другой на мягкий, уютный диван и шарить с помощью пульта
Это два.
Поэтому, улучив момент, я сказал Быку:
— Мой лейтенант, есть одна идея…
— Не слушайте, командир: у него сплошные идеи-фикс, — тут же словно дернули за язык Канцевича, но взводный так свирепо глянул на Одессита, что тот сразу проглотил улыбку.
— На войне — как на войне, верно? — продолжал излагать я свою мысль. — Значит, кого-то надо принести в жертву преследователям, кто бы они ни были. Оставьте меня с Глазовым в засаде, и мы задержим эту ораву, которая прет по нашим следам не хуже паровоза, а вы тем временем оторветесь от погони. Как?
Бык на секунду задумался, потом его лицо просветлело, и он так хлопнул меня по плечу, что из моего «комбеза» вылетело облачко пыли.
— Молодец, Свирин! Нестандартное решение предлагаешь, нестандартное!.. Такое любой Посредник оценит по максимуму! — При этом он покосился на скромно стоявшего в сторонке Рамирова. — Действуйте, ребята!
Его облегчение можно было понять: группа разом избавлялась не только от преследования «южных» (в том, что за нами гнались не случайные люди, уже можно было не сомневаться), но и от горемыки-Глазова.
Ребята помогли нам с Глазом занять удобную позицию за поваленным деревом на краю поляны, по примеру лейтенанта похлопали нас по плечу и ушли дальше — громить несуществующего противника.
Мы остались один на один с накатывающимся из глубины леса яростным собачьем лаем.
Глаз мандражировал. По-моему, он даже забыл на время про свою сломанную ногу.
Мандраж заразителен, как корь. Чем больше я вслушивался в лай, тем мне все больше становилось зябко.
— Я собак боюсь, Свирь! — вдруг признался шепотом Глазов. — В детстве одна шавка тяпнула за лодыжку, так с тех пор на дух не переношу псиную породу!
— Ничего, ничего, — постарался подбодрить я своего напарника. — Сегодня вечером уже будешь медсестер по заднице гладить в госпитале!.. Да и не будут они псов на нас спускать — что они, дурные совсем, что ли?
Мы приготовили «ганы» к бою и стали ждать. Ничего другого все равно не оставалось делать.
Когда лай стал уже совсем близким, я, наконец, увидел тех, кто нас преследовал. Их оказалось не меньше взвода. Пехота-матушка, никакой не спецотряд. Руководил ими тоже лейтенант. Собаки мчались впереди цепи прочесывания, натягивая длинные поводки. Это были настоящие породистые мастиффы, а не шавки. Было их всего десять, но каждая лаяла за троих…
Лица милитаров были такими знакомо-русскими, что я сразу успокоился. Правда, тревожило меня в тот момент что-то, но я не мог осознать, что именно…
Мы подпустили всю эту ватагу метров на пятьдесят и одновременно открыли «огонь» длинными очередями. То, что произошло потом, не поддавалось никакому объяснению.
В цепи силуэтов, мелькавших за деревьями, возникло сильное замешательство, кое-кто упал. Сначала я не понял, зачем им понадобилось так падать, будто в кино, изображая собой трупы. Наверное, это — по вводной Посредника, подумал я и лишь теперь понял, что меня встревожило.