Реанимация закона

Казанцев Кирилл

Он со стуком поставил блюдце и жадно приложился к кружке, осушив половину. Не будучи любителем пива и вообще спиртного, Антон эти манеры поведения долго изучал, наблюдая за мужиками в разных питейных заведениях. Даже вот в таких, как это. Сюда, к примеру, ходят только те, кто болеет с похмелья. «Постоять и пивка попить» сюда не ходят. В квартале отсюда можно по той же цене посидеть под навесом и попить пивка в более приличном окружении посетителей. Так что натяжечка в поведении Антона сейчас была, но он надеялся, что интересующий его мужичок этого не заметит. Не в том он состоянии.

И сегодня, и уже очень давно.

Антон играл свою роль, стараясь убедить себя, что пиво ему нравится, что он его любит. Получалось не очень. Но не это главное. То, что на лице нет удовольствия, вполне соотносится с его гипотетическими проблемами, из-за которых он сюда и пришел. Да и не будет мужик в лицо ему смотреть оценивающе. А если и будет, то оценивать ему захочется только добрую волю – нальет или нет. Антон готов был всей душой, из-за чего сюда, собственно, и пришел.

– Слушай, братишка, – послышался хриплый голос, – дай на кружечку, а? Подыхаю я.

Сказано было не то что с чувством, в этой просьбе было столько муки, что любое мужское сердце, наверное, дрогнуло бы. Антон медленно оторвался от своей кружки, невидящим взглядом посмотрел на то место, откуда раздавался голос, потом сфокусировался, выйдя из мира собственных переживаний в мир остальных людей, и понимающе кивнул:

– Совсем плохо? – Хмыкнул, вздохнул, извлек из кармана пятидесятирублевую купюру, потом подумал и достал две: – На, полечись, дядя.

– Спасибо, братан, – оживился мужик, – совсем мотор останавливается. Дай бог тебе самому…

Чего там «дай бог тебе», он не договорил. Не прошло и минуты, как мужик с вожделением на лице притащил и со стуком поставил на железный столик две кружки пива. Одну схватил двумя руками и погрузил в нее щетинистое помятое лицо. Пиво поглощалось с громким бульканьем, кадык дергался в такт звукам, а подбородок задирался все выше и выше. Антону стало вдруг интересно, выдует мужик кружку одним махом или передохнет? Мужик оторвался от посудины, когда внизу осталось пальца на три янтарной жидкости. Он шумно дышал, вытирая тыльной стороной ладони пену со рта. Глаза его мгновенно осоловели, сделались мутными и добрыми.

– Б… братан, спас ты меня… Правда, так х… было.

– Да ладно, – махнул рукой Антон, задумчиво уткнувшись в свою кружку, – отдыхай.

Но отдых для мужика был не отдыхом без нормального мужского общения, без разговора за кружечкой о жизни. Он залпом допил пиво, для вида поискал в карманах сигареты, чертыхнулся, попросил у Антона. Услышав, что тот не курит, стал извиняться, что «напал» на человека. Бросился к киоску, купил пачку «Примы», попытался было угостить Антона, но тут же вспомнил, что тот не курит, и начал снова извиняться. Короче, вел себя очень униженно и суетливо. Смотреть на это было больно, потому что этот человек в молодости явно был полной противоположностью тому образу, который сейчас стоял рядом с Антоном.

– Ты че смурной? – прикладываясь ко второй кружке, спросил мужик. – Тя как зовут-то? Антон? А меня Коля! Ты, Антоха, не грусти, на жизнь смотри спокойно. Она, сука, такая… как баба. Вот ты думаешь…

И пошло-поехало! Незамысловатая

философия, в которой явно прослеживалось влияние исправительной колонии и сама воровская философия во всей красе. Жизнь проста, когда есть деньги и фарт. Она же сука, когда фарт кончается, а с ним и деньги. Тогда и остается нормальному фраеру: либо (тут Антон не совсем понял жаргон), либо (опять жаргон, но тут, видимо, имелись в виду преступление и колония).

Когда философствование закончилось, а с ним и вторая кружка, Антон, чтобы уважить и еще больше расположить к себе Колю, сам сходил и принес еще по кружке пива. К пиву он взял четыре бутерброда с копченой колбасой и тарелку с бутербродами поставил поближе к Коле.

Наконец Антон стал сворачивать разговор в сторону своих «проблем». Он плел о каких-то наездах, долгах и несправедливых требованиях. О том, что не знает теперь, у кого искать поддержки и защиты. Подобревший Коля уловил сквозь хмель знакомые слова и поразил Антона тем, что все еще мог что-то соображать. Например, он точно определил, что Антон никогда не сидел и с «сидельцами» дел не имел. Правда, тут Колю немного понесло в сторону, и он принялся рассказывать, как сидел сам, какие порядки на зоне и как там его уважали. Причины этого уважения он изложил весьма туманно, ограничившись объяснением, что всегда жил «по понятиям».

Потом Антону все-таки удалось вернуть разговор в нужное русло. Коля опять рассудил здраво, посоветовав ему идти за помощью к ментам, поскольку связей в уголовной среде у него нет, а значит, его там не примут или «обуют». Иными словами, Коля советовал продолжать жить и решать проблемы в том мире, в котором живешь, то есть в привычной среде. Нельзя было не согласиться. Однако Антона интересовали вполне конкретные вещи. Ради чего он, собственно, это знакомство и организовал.

– Мне вот сказали, что к Саше Сливе стоит обратиться, – рассудительно произнес он. – Говорят, он в большом авторитете в ваших кругах, может разрулить все как надо.

– Кто-о? – Коля выпучил пьяные глаза, которые активно сопротивлялись и пытались закрыться. – Слива в авторитете? Да Слива как «шестеркой» был, так «шестеркой» и помрет. Никогда он в авторитетах не ходил. Нету его голоса ни на одном «сходняке». Пусто! – Он развел руками, чуть не потерял равновесия и не ткнулся лбом в стол. Наверное, хотел, чтобы его объяснения выглядели очень красноречиво. Убедительно, только непонятно.

– А мне говорили, что он рынок «держит», или, как там это называется, «смотрит» за ним, – заметил Антон.

Колю совсем развезло. Он пускал слюну, по двадцать раз прикуривал одну сигарету, что-то пытался сказать, но речь его становилась все невразумительнее. Главное, что он продолжал упорствовать и доказывать, что Слива не имеет веса в уголовной среде, что он мелкий человек, потому и больших дел за ним нет. Что Слива? Ему бы урвать, ему бы сейчас, сегодня, а что там завтра будет, ему… А еще родную маму продаст за куш. И таким, как Слива, судьба хороший куш никогда не подбрасывает, потому что такие не могут им распорядиться. А вот сам Коля сколько раз имел такой куш и всегда умел, потому Коля…