Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

Уиггин Кейт Дуглас

Прошла еще неделя, и Эмма Джейн совсем пала духом. Она побледнела, у нее пропал аппетит. Мать забила тревогу: если чадо потеряет здоровье, то потеряет и красоту. Она стала внушать мужу, что другой человек на его месте гордился бы тем, что у него такая целеустремленная дочь, и во всем шел бы ей навстречу. К тому же, заявила миссис Перкинс, ее сводят с ума эти поездки в Эджвуд со случайными попутчиками, надо нанять для Эммы Джейн мальчика-возницу. И вообще, если девочка так рвется к образованию, то грех ей в этом отказывать.

Мистер Перкинс несколько дней пребывал в удрученном состоянии, что не могло не повлиять на его характер, сон и аппетит. В конце концов, ему пришлось склонить голову перед неизбежным. И вот

Она

взвилась, покинув клетку, И мчится в милую беседку.

Эмму Джейн не запугали мучительные испытания, с которыми ей пришлось столкнуться в «садах уорехамских академий». Лишь по двум предметам она выдержала экзамены успешно. Однако бодро пошла с пятью хвостами на подготовительное отделение в полной уверенности, что непреодолимых трудностей нет. Младшая Перкинс не обольщалась в отношении своих способностей и во всеуслышание называла себя «тупицей».

Что говорить! Умение быстро считать — вот единственное, чем Эмма Джейн удивляла учителей. Других дарований за ней не признавали. Но дар верности, преданности, самоотверженной любви — быть может, эти таланты куда более редки, тем умение решать головоломные задачи или запросто овладевать чужими языками.

Уорехам был приятным городком с широкой главной улицей, обсаженной кленами и вязами. Здесь были аптека, кузнец, водопроводчик, несколько разных магазинов, две церкви и много доходных домов. Но своей славой Уорехам был обязан двум учебным заведениям. В сущности, они мало чем отличались от других подобных колледжей. Дело все в том, кто стоит во главе учебного заведения — заинтересованный, энергичный человек или же просто чиновник. Сюда съезжались мальчики и девочки из разных концов округа и штата. И все они отличались по возрасту, положению в обществе и степени состоятельности родителей. Особенной строгости в колледже не наблюдалось — можно было безнаказанно шалить и слегка дерзить старшим. Однако следует заметить, что особенных шалунов и грубиянов среди школьников Уорехама не встречалось. Правда, многие умело пользовались преимуществом совместного обучения, и на третьем или четвертом курсе уже ходили парочками. Начиналось с того, что представители сильного пола предлагали ученицам поднести сумки и дорогой присматривались к тем из них, которые склонны были к кокетству или обнаруживали раннюю зрелость. Среди таких девочек выделялась Хильда Мезерв. Поначалу она дружила с Ребеккой и Эммой Джейн, но по прошествии времени отдалилась от них. Она была необычайно хорошенькая: каштановые с рыжиной волосы и едва заметные веснушки, про которые она любила поговорить, потому что юноши, пытаясь их разглядеть, непременно замечали ее фарфоровый цвет лица и загнутые ресницы. Веселые, озорные глаза и слишком зрелые для ее возраста формы многих приводили в восторг.

В Риверборо с кавалерами было плоховато, и Хильда надеялась, что за четыре года в Уорехаме, если обстоятельства позволят, она «отведет душу». «Отвести душу» значило для нее то и дело менять своих обожателей, причем желательно на глазах у всех. Смех и оживленные разговоры сопровождались значительными взглядами и говорящими жестами. У нее вошло в обычай рассказывать о своих победах менее удачливым подругам, сокрушаясь о том, что она заставляет мальчиков страдать. Ведь она не виновата, у нее и в мыслях ничего такого не было, все само получилось. Понятно, что Ребекка и Эмма Джейн не склонны были таким образом «отводить душу», и в поездах по дороге в Риверборо или из Риверборо Хильда обычно сидела со своей «свитой» в одном конце вагона, а наши скромницы — в другом.

Среди поклонников Хильды попадались, безусловно, блестящие. Некто юный Монте-Кристо тратил каждую пятницу тридцать центов только ради того, чтобы проводить Хильду в Риверборо и вернуться назад. Но случалось, что всю дорогу компания грызла орехи и семечки, не произнося ни одного путного слова.

Ребекка

вела себя так, как подобает девочке ее возраста. Она дружила с мальчиками — но не более того; замечала, что в их присутствии более выразительно читает стихи, чем в девичьей компании. Однако у нее были идеалы, и это удерживало ее от грубого и показного флирта. Ребекка еще не встретила юношу, который сумел бы всколыхнуть ее воображение. Если же говорить о романтических фантазиях, то их питали никак не школьные романы Хильды.

Среди учителей в Уорехаме самое глубокое влияние на Ребекку оказывала мисс Эмили Максвелл, которая преподавала английскую литературу и литературное творчество. Мисс Максвелл, племянница экс-губернатора штата Мэн и дочь одного из профессоров в Боудоне, была одной из самых замечательных личностей в Уорехаме. И все, кто, подобно Ребекке, «попал» в недолгое время ее преподавания, чувствовали себя счастливцами. Ребекке необходимо было как-то выразить свое отношение к мисс Максвелл. Ее сердце устремилось к молодой наставнице, как устремляется к цели стрела. Ребекка понимала огромное превосходство мисс Максвелл над всеми, кто окружал ее до сих пор, и испытывала к ней чувство почтительного поклонения.

Поговаривали о том, что мисс Максвелл пишет, имея в виду не какие-то читаемые в узком кругу эссе о Спенсере или еще о ком-то, а публикации в больших журналах и альманахах.

— Она тебе понравится. Она ведь пишет, — сказала Ребекке Хильда Мезерв в первое утро на молитве, когда преподавательский состав, являя собой внушительное зрелище, занимал места в первом ряду.

Точной информацией никто не располагал, но все же один мальчик видел своими глазами статью мисс Максвелл в одном известном иллюстрированном журнале. Ребекка смущалась в присутствии такой знаменитости, и в то же время она смотрела на Эмили Максвелл с обожанием. У большинства учеников просто иначе были устроены органы зрения, чтобы смотреть подобным образом на учителей. Мисс Максвелл то и дело ловила на себе взгляд черных глаз, горевших нетерпением. Когда она говорила что-то важное, то, инстинктивно ища одобрения, поворачивалась к ученице, сидевшей за второй партой у стены. Открытое, подвижное, выразительное лицо ее отражало те самые чувства, которые мисс Максвелл так стремилась возбудить в своих слушателях.

На занятие по литературному творчеству мисс Максвелл попросила всех новых учеников принести прошлогодние сочинения. Она хотела понять, с каким материалом ей предстоит иметь дело. Подошла очередь Ребекки. Девочка робко подошла к доске и проговорила:

— У меня сейчас нет с собой сочинения, мисс Максвелл. В пятницу я поеду домой и что-нибудь привезу. У меня там целая связка работ, на чердаке.

— Тетрадочки с красными и голубыми лентами? — слегка язвительно спросила мисс Максвелл.

— Нет, — Ребекка отрицательно покачала головой, — я сначала хотела завязывать их лентами, как делают у нас многие девочки. Но потом решила приклеить просто две тесемки. А к сочинению на тему «Одиночество» я нарочно приделала старые шнурки от ботинок, чтобы показать, какого я о нем низкого мнения.

— Одиночество? — вскинула брови мисс Максвелл. — Ты сама выбрала эту тему?

— Нет. Мисс Дирборн считает, что мы еще не доросли до того, чтобы самим выбирать тему.

— Какие же еще она предлагала вам темы?

— «Мечты у огня», «Воинское призвание», «Размышления о жизни П. Т. Барнума», «Погребенные города». Мне трудно припомнить все. Вообще, мои сочинения все плохие, я не хочу их вам показывать. Вот стихи у меня немного получше.

— Стихи! — воскликнула мисс Максвелл. — Мисс Дирборн требовала, чтобы вы умели писать стихи?

— Нет, я их писала еще на ферме. Могу их вам показать. Там немного.

Ребекка отыскала у себя записную книжку, куда записывала свои вдохновенные излияния, и отправилась к мисс Максвелл в надежде, что у них состоится разговор. Но ей открыл слуга. Ребекка отдала ему книжку и ушла разочарованная.