Ребекка с фермы «Солнечный ручей»
Шрифт:
— Прекрасная идея! — обрадовался Адам. — Только почему вы всецело берете ответственность на себя? Позвольте и мне поучаствовать. Я очень заинтересован в этом ребенке, причем с тех пор, когда она еще в полном смысле слова была ребенком.
— Все же не вы ее мне открыли, — иронически парировала мисс Максвелл. — Я сама ее нашла.
— Ну, вас еще не было в Уорехаме, когда мы подружились с Ребеккой Рэндалл, — засмеялся Адам и рассказал о том, при каких обстоятельствах произошло их знакомство. — Я давно размышляю, как бы поспособствовать ее развитию, но пока ничего толкового не надумал.
— По
— Так примите помощь от меня. И, позвольте, я буду действовать через вас. Мне тяжело видеть молодое деревце, которому не хватает света и воздуха. А тут милая, одаренная девочка! Год назад я пытал ее тетушек — нельзя ли мне дать ей музыкальное образование. Я убеждал их, что это не будет дорого и что если они так щепетильны, то могут возвращать мне эти деньги по частям. Младшей мисс Сойер мое предложение, похоже, понравилось, но старшая — ни в какую! Члены этой семьи никогда не жили на милостыню, и они не хотят опозорить фамильную честь.
— Вообще-то, мне нравятся эти бескомпромиссные старухи Новой Англии, — воскликнула мисс Максвелл. — В том, что Ребекка с младенческих лет научилась разделять печаль и нужду своих ближних, есть свои плюсы. Тяготы придали ей решимости. Бедность дает ей задор, уверенность в своих силах. А что касается нынешних ее нужд… Видите ли, есть такие вещи, которые только женщина может сделать для девочки. Мне не хотелось бы, чтобы это делали для нее вы. Я всегда с ней очень осторожна, боюсь ранить ее самолюбие. Но деньги на ее путешествие я приму без колебаний. И вы правы, что это должно остаться между нами.
— Вы для нее своего рода крестная мать! — воскликнул Адам, горячо пожимая мисс Максвелл руку. — Кстати, не возьмете ли вы с собой и ее соседку по комнате? Они, похоже, не могут жить друг без друга.
— Простите мне мой эгоизм, но я предпочла бы «владеть» Ребеккой одна, — ответила мисс Максвелл.
— Хорошо, я все понял, — растерянно проговорил Адам. — Просто я думал, что с двумя детьми в некотором смысле легче, чем с одним. А вот и она!
Они увидели в окно, как Ребекка прогуливается вдоль тихой улочки с юношей лет шестнадцати. Казалось, они о чем-то дружески разговаривают, причем еще что-то читают друг другу вслух — черная головка и другая, русая с вьющимися волосами, наклонялись над листком почтовой бумаги. Ребекка то и дело поглядывала на своего спутника, и ее глаза светились симпатией и пониманием.
— Мисс Максвелл, — сказал Адам, — мне нравится, как поставлены дела в вашем учебном заведении. Но только я сомневаюсь в пользе совместного обучения.
— У меня тоже были на этот счет небольшие сомнения. Однако дурного в совместном обучении все же меньше, чем хорошего. В Кембридже иногда видишь, как мальчик и девочка, обнявшись, читают Лонгфелло или Лоуэлла. Но тут все проще. Маленький школьный мирок Уорехама получает большое удовольствие, когда наблюдает совместную прогулку старшего и младшего редакторов
Глава XXV. Розы — цветы счастья
Это было за день до отбытия Ребекки и мисс Максвелл на Юг. Ребекка, Эмма Джейн и Хильда сидели в библиотеке и отыскивали нужные им сведения в словарях и справочниках, недавно подаренных библиотеке мистером Лэдом. Выходя из зала, они замедлили шаг у запертых стеллажей. Там стояли тома развлекательных романов, которые выдавали только учителям. Ученикам их читать запрещалось.
Девочки бросали жадные взоры за стекло, испытывая волнующие чувства от одних заглавий. Сейчас они напоминали детей, увидевших бутафорские пирожные и конфеты в витрине кондитерского магазина.
Ребекка заметила совсем новую книгу и с наслаждением прочитала название вслух: «Розы — цветы счастья». До чего же это хорошо звучит, и какие красивые образы рождаются! Интересно, о чем эта книга?
— По-моему, для каждого человека расцветает своя роза, — стала рассуждать Хильда. — Я сразу узнаю свою среди тысяч и сорву ее, не колеблясь и не испытывая мук совести. Например, я хотела бы провести целый год в каком-нибудь столичном городе, чтобы у меня были деньги, свой выезд, наряды. И чтобы новые впечатления непрерывно сменяли друг друга. Пусть все бредут, понурив головы, а я буду смотреть поверх всех голов! (Всякий раз, снимая вечером платье, Хильда вздыхала о том, что в Риверборо она вынуждена прятать от взглядов свои чудесные белые плечи).
— Ну, этого все хотели бы, — заметила Эмма Джейн. — Но разве не может быть других удовольствий? Вот! У меня идея…
— Не кричи так пронзительно, я подумала, что там мышь в стеллажах! — встрепенулась Хильда Мезерв.
— Они не часто приходят… Я имею в виду идеи, а не мышей. Но тут меня осенило, будто пронзило молнией. Не могут ли быть розами счастья наши успехи, одержанные победы?
— Это хорошая мысль, — вступила в разговор Ребекка, — однако для этого больше подходит лавр, а не роза. А в этой книге, я думаю, речь идет о любви.
— Когда-нибудь мы прочтем ее и узнаем, кто прав. Наверно, права ты, там, скорее всего, про любовь.
Целый день потом три слова, составлявших заглавие книги, преследовали Ребекку, заполняли все ее существо. Она то и дело повторяла их про себя. И даже на прозаическую Эмму Джейн они произвели впечатление, потому что вечером она сказала:
— Ты, пожалуй, не поверишь, но у меня снова идея — вторая за день! Когда я смазывала духами волосы, мне вдруг подумалось, что счастье — это когда мы полезны людям.
— Ну, тогда мне и не надо далеко ходить за этими розами. Они цветут у тебя в сердце, милая Эмма. Ты никогда не оставляешь заботой непутевую Бекки.
— Не смей называть себя непутевой. Ты… ты сама эта роза, счастья!
И подруги стали кружиться в обнимку по комнате и хохотать.
Посреди ночи Ребекка тронула Эмму Джейн за плечо.
— Ничего, что я тебя бужу? — прошептала она.
— Ничего, — зевая, ответила подруга.
— Я еще вот о чем подумала. Когда кто-то поет, или рисует, или пишет — не просто так, для себя, а по-настоящему, прекрасно, то он в это вкладывает желание, чтобы ему подарили розу счастья.