Ребенок для Зверя
Шрифт:
Жесткая ладонь плотно, надежно запечатывает рот, а руки крепко перехвачены сзади. Ни мычать, ни шевелиться!
Только глаза бессмысленно округляю на мощную шею в расстегнутом вороте рубашки. Вижу, как мерно и сильно бьется жила на ней. Выше — черная короткая борода, сомкнутые плотно губы, чуть расширяющиеся ноздри породистого носа и довольно прищуренные яростные глаза.
— Ч-ш-ш… Не мешай им, сладкая… — шепчет мне Зверь, а затем мягко и неотвратимо увлекает прочь от туалета, где уже не слышно голоса Лауры, и только Адиль что-то говорит едва уловимо на нашем
Я хлопаю ресницами, извиваюсь, пытаясь беспомощно выкрутиться, но бесполезно!
Азат вместе со мной шагает все дальше и дальше, в коридоре ни одной живой души, никто мне не может помочь!
Сердце выскакивает из груди, я не могу дышать, в голове мутнеет, Азат уже не ведет, а практически несет меня прочь.
Я ничего не вижу, прижатая к его груди, только слышу мерный стук сердца и тяжелый обволакивающий шепот:
— Нам есть, о чем поговорить без свидетелей, правда, сладкая?Девочки, сорри за задержку, просто в этот день шесть лет назад я стала мамой во второй раз) Весь день радовалась этому событию, и только недавно смогла добраться до компа и все загрузить!Обнимите своих малышей, они у нас самые лучшие!Люблю вас!
Глава 35
Всевышний, сколько тут, в этом клубе с незамысловатым названием, укромных уголков! Я и не предполагала, когда в первый раз приходила, что окажусь в одном из них!
Если бы знала, какой будет сценарий у сегодняшнего вечера, выбрала бы что-то максимально огромное и просматриваемое со всех сторон… Хотя, что бы помешало в таком случае Азату просто утащить меня в машину?
Ничего. И никто.
Но в том случае был замечательный риск наткнуться на коллег, при них Азат бы не стал… Я надеюсь, не стал бы.
А сейчас мы никого не встречаем на всем протяжении довольно длинного и хорошо освещенного коридора.
Для меня эти метры пролетают мгновенно, только и успеваю, что быстро перебирать ногами. Вырываться в такой ситуации бесполезно, только силы потрачу. А они мне еще нужны будут!
В итоге, когда мы оказываемся наедине в небольшом помещении с массивными кожаными диванами и странной конфигурации лампами по углам, я уже могу более-менее нормально соображать. Азат отпускает меня, чтоб закрыть дверь на замок, я пользуюсь этим мгновением, оглядываясь в поисках чего-нибудь, чем можно себя защитить. Не нахожу, конечно же.
Тогда просто отшатываюсь подальше, в проем между двумя диванами, выставляю вперед руки.
Естественно, это никакая не защита, и Азат легко ее преодолеет, но… Но очень хочется верить, что у него тоже не до конца мозги отключились, и нам удастся выйти из этой глупой ситуации без существенных потерь. С моей стороны. С его-то стороны — сплошь прибретения…
Азат медленно осматривает мою напряженную фигуру, останавливается на вскинутых в защитном жесте руках, усмехается:
— Что, настолько страшно?
— А ты сам как думаешь? — сухо отвечаю я, стараясь не терять
— Не надо им мешать, они сами разберутся, — кривится Азат.
— Не разберутся! Он ее изнасилует просто и все! — срываюсь я на крик. Как все просто для него! Для них!
— Ну да… Смотря кто кого еще изнасилует…
Азат проходит от двери, садится на диван, опирается на колени локтями, складывая ладони в замок перед собой, смотрит на меня в упор.
— Сядь. Не бойся, не трону.
— Твои обещания…
— Я их когда-то не выполнял?
О, а вот и злоба… Неприятно Зверю, что я могу усомниться в том, что он держит слово. Болезненное самолюбие…
— Ты обещал перед лицом Всевышнего, что будешь любить меня.
У меня тоже болезненное самолюбие.
Азат молчит, взгляд его становится невероятно, просто жутко тяжелым. Придавливает меня могильной плитой к полу, не пошевелиться!
— То есть… Ты сейчас меня упрекаешь в том, что я… Не любил тебя? — последнюю фразу он рычит. Громко и страшно.
Но я не боюсь. Смотрю ему в лицо, выпрямившись. И только ладонями себя обхватываю в невольной попытке защиты.
— Может, для тебя то, что было — это любовь… Но я так не хотела! И не хочу!
Азат сжимает кулаки, делает неоднозначное движение, чтобы встать, заставляя меня напрячься, но затем сдерживает себя. Определенно сдерживает, с трудом, с диким усилием. Губы напряжены, брови сходятся, между ними вертикальная жесткая складка. Он молчит, судя по всему, собираясь с мыслями и словами.
И я молчу. И смотрю на него, не отрываясь. Только сейчас замечаю седину на висках… Рановато еще… Хотя, конечно, наши мужчины взрослеют рано, с молодого возраста выглядят именно мужчинами, мужами, а не подростками… Но все равно как-то странно…
— Послушай, сладкая… — Азат начинает говорить, не поднимая взгляда, голос звучит глухо, слова буквально выдавливаются, — мы с тобой здесь одни… Никто не помешает… Поговорить. Я же имею право знать, как ты думаешь… Что именно я делал не так все то время, что мы жили с тобой? Мы же хорошо жили, нет? Тебе было хорошо со мной… А мне с тобой… Мы… Мы детей планировали… Я понимаю, что началось все плохо, что тебя вырвали отсюда, от твоего… — тут он отчетливо задыхается, терпит, сдерживая себя и через силу выдавливая это слово, — парня… Но ты мне ни слова не сказала про него…
— Конечно, не сказала, — перебиваю я его, — это бы что-то изменило?
— Нет… Или да. Не знаю, сладкая. Я не могу тебе сказать, как бы повел себя, если б узнал…
— Так же и повел бы, — усмехаюсь я, ощущая некоторое расслабление. Он не собирается меня насиловать, не собирается, судя по всему, куда-то тащить с известными целями. Он просто разговаривает. И к Лауре не пускает. Конечно, насчет подруги я переживаю, но не слишком. В конце концов, она вполне взрослая и того, что я успела увидеть, более чем достаточно, чтоб понять, что фраза Азата про неизвестно, кто кого изнасилует, имеет под собой почву.