Ребенок моего мужа
Шрифт:
Тогда в банк. Александр спустился вниз и поехал в офис банка, где на их с женой имена был открыт совместный счет. Там он мычал от стыда под понимающим взглядом менеджера: что-то про перерасход средств, необходимость экономить, — пока вдруг не сообразил, что как владелец счета может просто попросить распечатку. Через пятнадцать минут он уже сидел в машине и просматривал бумаги. Это было что-то. Хоть что-то. Несколько возросшие расходы. И довольно приличная сумма наличных, причем в долларах, снятая со счета всего пару дней назад. Теперь встал вопрос — что с этим делать? Спросить, для чего деньги, — она поймет, что он проверил
Вечером, когда жена, поставив в сушку последнюю тарелку, повернулась, чтобы уйти в спальню, он протянул руку и схватил ее за локоть.
— Постой, — сидя, он смотрел снизу вверх в ее замкнутое, печальное лицо, — я так больше не могу. Что происходит? Я прошу тебя, объясни мне, что происходит. Тебя кто-то обидел?
— Да. — Она впервые за несколько дней прямо посмотрела ему в глаза — в его чудесные, любимые, зеленые глаза... пожалуй, у Сашурика они все же чуть светлее. — Ты обидел меня.
— Я? Но когда? Что я сделал?
— Ты спал с другой женщиной.
Он отшатнулся:
— Что ты говоришь! Я никогда... — и осекся.
— Ты вспомнил Лиду? Слава богу. — Освободив руку из его вдруг ослабевших пальцев, она вышла из кухни.
Теперь молчание стало обоюдным, что сделало жизнь еще более трудной и тоскливой.
Александр пребывал в растерянности. Когда обвинение в измене прозвучало из уст жены, он по-настоящему возмутился. Что за чушь, как она может так говорить! Он любит только ее, свою жену, он никогда...
И вдруг он вспомнил. Это было давно, несколько лет назад. Так давно и так случайно и незначительно, что он просто и легко забыл. Возвращаясь из больницы, где лежали жена с дочкой, он встретил бывшую одноклассницу. Лидка обрадовалась, начала что-то рассказывать про приятелей. Шел дождь. Некоторое время они болтали под козырьком у входа в какой-то магазин. Потом Лида сказала:
— Пошли ко мне. Покормлю тебя, раз ты беспризорный. Посидим, поболтаем. Кстати, можно Мишке позвонить. Может, он тоже подойдет.
Домой идти не хотелось. Там было пусто. Настенькины игрушки, на которые он время от времени натыкался, вновь и вновь возвращали его к мыслям о том, как они там, не хуже ли дочке. Тоска, в общем. И он с готовностью пошел в гости... Мишке они так и не позвонили. Немного выпили, а потом вдруг оказались в постели. Он проснулся через несколько часов и понял, что этого не надо было делать. Но что сделано, того не воротишь. Лида крепко спала. Тихонько оделся, написал записку: «Лида, спасибо тебе, но этого не должно было быть. Я виноват. Если захочешь поговорить, позвони». И свой рабочий телефон. Честно, телефон оставлять не хотелось. Но не оставить его казалось непорядочным. Если она позвонит, надо будет увидеться, извиниться и еще раз объяснить, что он не хотел... Но она не позвонила. И Александр довольно быстро выкинул из головы эту встречу. И вот теперь все аукнулось. Правда, непонятно, почему через столько лет. Он подумал было разыскать Лидку и спросить — какого черта вспоминать старое и докладывать его жене. Но передумал. Толку не будет. Не важно, три года назад это случилось или сейчас. Он и правда виноват. Жену свою обидел. И что теперь делать, непонятно.
Через пару дней позвонил Андрей Николаевич, обеспокоенный молчанием сына. Состоявшийся короткий разговор не внес спокойствия в отцовскую душу.
— Ты что-нибудь узнал?
— Да, папа. Я выяснил, в чем проблема, и прошу тебя ничего не предпринимать.
— Но что случилось?
— Извини. Нам придется разобраться самим.
Не веря своим ушам, Андрей Николаевич смотрел на телефон и слушал короткие гудки. Вот так так. Первым порывом было все же позвонить тому парню, из агентства. Но потом он передумал. Жизнь — штука сложная. Может случиться так, что Александр обнаружит слежку. Тогда их отношения испортятся: мальчик чертовски упрям и не потерпит таких действий за спиной, даже если они продиктованы отцовской любовью. И к тому же он не дурак, его сын. Если поймет, что не справится сам, он придет к отцу за помощью. А пока надо подождать. Он откинулся в кресле и сунул под язык валидол. Гадость какая. Нажал вызов.
— Да, Андрей Николаевич? — У Светочки чудесный голосок и, к сожалению, молодой и милый муж.
— Светочка, позвоните мужу и спросите, не отпустит ли он вас со мной поужинать.
Повисла пауза. Ножки у нее шикарные, но с чувством юмора проблемы. Андрей Николаевич покачал головой и добавил:
— Шучу, детка. Позвоните этому типу, начальнику соседнего отдела. Я ему проиграл ужин в шахматы. Если он уважает японскую кухню, я жду его в машине через двадцать минут.
Глава 10
Она все же решилась. Купила билеты, собрала вещи и заявила мужу:
— Я хочу на несколько дней съездить к родителям.
Александр кивнул. Ему тоже приходилось несладко. На работе подчиненные шарахались от тяжелого взгляда шефа, он едва не поругался с важным клиентом. Домой идти не хотелось, и, что самое ужасное, он никак не мог сообразить — что же теперь делать? То есть, зная себя, он уверен был, что та измена случайна, больше подобное никогда не повторится. Он любит Катерину, только Катерину и никого больше. Но как найти нужные слова, как заставить ее поверить? Услышав, что жена собралась к родителям, он почти обрадовался. Пусть хоть какая-то передышка, все лучше, чем это ежевечернее молчание.
Однако на вокзале, увидев поезд и загрузив чемоданы, Александр вдруг испугался. А если она не вернется? Катерина человек сложный. Вдруг рана окажется настолько глубокой, что она больше не захочет с ним жить? Материальные соображения ее не удержат: не тот тип женщины.
Катерина украдкой поглядывала на мужа. Вот он нахмурился, зеленые глаза потемнели, челюсти сжались, должно быть, одолевают не слишком приятные мысли. Стало жаль его, захотелось прижаться, погладить пальцем морщинку меж бровей, но она удержалась. А муж, смотревший куда-то вдаль, вдруг повернулся, и Катерина не успела отвести взгляд — глаза их встретились.
— Мама, пойдем в купе! Мама, он без нас уедет! Ну мам, ты чего?
Очнувшись, Катерина отвернулась и пошла к двери вагона. Но Александр схватил ее за руку и развернул лицом к себе:
— Вернись, слышишь? Я прошу тебя! Я... не смогу без тебя. Ты вернешься?
Катерина видела, как ему больно, и знала, что надо утешить, надо кивнуть... но так обидно стало вдруг за все мучительно-бессонные ночи и за ухмылку дворничихи Марины, которая, конечно, была в курсе... И она холодно ответила: