Ребенок от подонка
Шрифт:
Главное, что живы. А с вещами… да Бог с ними!
И вот, на четвертый день, в назначенное время мы с Камилем отправились на суд.
— Лаура больше не объявлялась?
— Обиделась она, – пожал Кам плечами, — играет в молчанку. Я позвонил ей, она сбросила, и плевать. Бегать я не буду, извиняться мне не за что.
Кам замолчал, и всю дорогу мы ехали в тишине. Он всегда был не особо приветливым, но в последнее время такой мрачный, что я не узнаю его. С детьми только оттаивает.
Мы вышли из машины, и у дверей суда Камиль остановил меня. Также,
— Сонь… мы ведь глупость совершаем сейчас.
— Снова будешь говорить, чтобы я призналась в измене? Глупо говорить об одном и том же вместо того, чтобы правду выяснить, – вздохнула я, вспомнив все наши предыдущие разговоры, окончившиеся ничем.
Камиль поморщился, и покачал головой.
— Нет. Сонь, я много думал в последнее время, и… прости меня, ладно?
Я уставилась на парня в немом шоке, даже спросить не могла, за что он прощения просит.
Я ведь мечтала об этом. Чтобы извинился за то, что бросил, что не поверил. Чтобы искренне каялся. И вот, Камиль просит его простить, но он ведь до сих пор мне не верит.
Тогда за что он извиняется?
— Я смотрел на эту Дарину, узнал о ней, и сравнил с тобой. И мать свою тоже. Наверное, есть нормальные женщины, не могут все быть дерьмом, но ты почему-то не выбивала алименты, не угрожала ни мне, ни Руслану, – заговорил Камиль, и я поморщилась при упоминании моего «любовника».
Хотела снова начать спорить, но Камиль продолжил:
— Еще этот гребаный Арсений. Надо будет узнать у него, кстати, его ли Лёва сын, но я не об этом сейчас. Он жил с Дариной, и Лёва первое время с ними жил. Дарина шлюха, конечно, и с ней этот кретин правильно расстался, но он и пацана кинул. И я все думал: а ребенка-то за что? – мы с Камилем отошли от двери подальше, пропуская выходящих из здания суда людей. — А потом понял, что я не так уж далеко от него ушел, и с вами не так уж красиво обошелся. Надо было поговорить, вместе решить, что делать.
— Да, мы должны были поговорить сразу, как ты усомнился.
— Вот за это я и прошу прощения, – Камиль поднес руку к моей щеке так близко, что я чувствовала жар его кожи.
Но он так и не прикоснулся ко мне.
— Простишь?
— Не знаю, – честно ответила я. — Ты обещал всегда быть рядом, но когда случилось самое страшное, я оказалась наедине со своими бедами. Как человека я тебя прощаю, а как того, кого любила, – я тяжело сглотнула, — наверное, нет.
— Вот и у меня та же хрень, Сонь. Как человека я могу тебя понять, я нифига не подарок, и от меня можно было устать. Совершить ошибку, и с другим закрутить для отдушины, для фана. А вот как мужчина я этого простить не могу.
— Я не…
— Я помню, что ты говорила. Ты же не хотела заново обсуждать, была измена, или нет? Вот и не будем, – перебил Камиль, и я махнула рукой.
— И снова ничего, Кам. Мы опять поговорили, и никто никого не простил. Нам вообще стоит разговаривать? – мы вошли в здание суда, и прошли через рамку металлоискателя.
— Поговорим уже после результатов, которые
— А что, если результат будет таким же? – спросила я.
— Ты про мою мать? Думаешь, она вездесуща как Мориарти? – усмехнулся Камиль.
— Опустим, что я думаю о Лауре. Ничего хорошего, вот честно, но озвучивать это я не стану. Я сейчас спрашиваю, что ТЫ будешь делать, если снова получишь отрицательный тест на отцовство. Ты действительно нас отпустишь? Меня и мальчишек? – мы свернули в широкий коридор, где на узких скамьях вдоль кабинетов сидели люди. — Ты действительно сможешь вычеркнуть нас из жизни?
Я затаила дыхание. Мне важно услышать ответ, каким бы он ни был. Мне нужно понять, есть ли еще мы, или бороться бессмысленно?!
Но Камиль погрузился в себя. Не ответил. Думает? Не знает, что сказать? Знает, но не хочет ранить?
— И к слову про Лауру, которая по твоим словам не вездесуща, – я произнесла это сквозь зубы, и Камиль взглянул на меня. — Не она ли это? – я кивнула вперед, туда, где под мигающей у двери нужного нам кабинета стояла мать Камиля, и недобро глядела на нас, пока мы приближались.
— Черт. Неужели ты права была? – Кам прошипел это, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе, мы поравнялись с Лаурой, и Камиль рыкнул: — Мама, а ты что здесь забыла? И, черт возьми, как ты узнала?
— Я же говорила, – выдохнула я, окончательно убедившись, что насчет Лауры я была права.
ГЛАВА 10
КАМИЛЬ
— Я вырастила идиота, – прошипела Лаура.
— Не лезь не в свое дело.
— Это мое дело! Ты позоришь нас всех, и уже давно! Связался с кем попало, и что, стоило оно того? Я как увидела ее, – мать кивнула на Соню, — еще на парковке у ТРЦ, тогда поняла, что она тебя в покое не оставит. Крошечка-хаврошечка, сиротка-погорелица. А ты повелся, как полный кретин. Я знаю, что вы в клинике были.
— А может ты и правда купила результат теста на отцовство? – не сдержался я.
Думал, у Сони паранойя. Я на суд-то этот согласился, потому что увидел в ней искреннее недоумение. Вроде, смотрю на Марика, и не вижу сходства. И родимое пятно это точь-в-точь как у Руса, а потом на Соню гляжу, и не понимаю, как можно так лгать.
Может, сама в свое вранье поверила? Защитная реакция, аутотренинг? Не знаю, но Соня верит в то, что говорит мне. Потому я и согласился на суд. Пусть. Еще один отрицательный результат я перенесу, сюрпризом не станет.
Но теперь я начал сомневаться. Возможно, Соня и не лжет. И мама подкупила лабораторию, хотя непонятно, зачем ей это, если Марк ее внук.
А родимое пятно… бывают и такие совпадения.
— Я увидела Соню в твоей квартире, – отчеканила мать. — Разумеется, я решила все разузнать, связи у меня есть. Про клинику я узнала, а затем и про суд. Думаешь, это тяжело было? Ты же сам знакомых поднимал, чтобы ускорили проведение заседания.
Правда? Неправда?
Черт их разберет – женщин.