Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
Мне пришлось не просто выучить язык жестов.
Человек не может овладеть безо всякой надобности новым языком до такого уровня, чтобы отдавать ему предпочтение вперед своего первого, родного языка. Не работает этого так, как бы нам этого не хотелось. Даже те люди, которые тратят большие деньги на изучение английского, не говорят на нём свободно — если только не уезжают на постоянное место жительство в англоязычные страны.
А мне каждый раз твердили, что для нормального развития Ромки, мне надо «свободно» говорить на языке жестов. Юношеский максимализм, отчаяние и огромное желание вырастить здорового, гармонически развитого ребенка, заставили меня не просто вызубрить жестовый язык. Мне повезло, что одна из волонтёров согласилась пожить с нами вместе — и всё время, пока она оставалась у нас, я просто запретила себе говорить на устном языке. Когда мне надо было позвонить по телефону, что-то спросить у продавца в магазине, объясниться в МФЦ — я делала это через Анжелу — нашего доброго ангела.
Впоследствии мои навыки пригодились не только дома. В моей компании стали появляться глухие клиенты, которым нравилось обсуждать условия заданий, нравилось разговаривать со мной на одном с ними языке, не прибегая к ухищрениям.
И вот что странно, Лейсян прекрасно знала, что она не сможет общаться с Ромкой — по крайней мере, на том уровне, которого он заслуживал. Но сейчас она почему-то полностью это игнорировала.
Кроме того, Лейсян никогда прежде не бравировала своими материнскими правами. Да, у нас были небольшие разногласия по детским пособиям. Лейсян утверждала, что кладёт все детские деньги на особый счет, открытый для Ромки. Пару раз, в порыве отчаяния, я просила её сделать исключение— и перечислить эти деньги не на счёт, а мне. Я готова была даже вернуть эти деньги немного позже, но девушка брата всегда отказывала под разными предлогами.
Последний раз она отказала мне летом, когда я попросила у неё в долг на квартиру.
— Кстати, — словно услышав мои мысли, протянула Лейсян. — Половина однушки ведь принадлежит моему сыну, не так ли?
В голосе моей несостоявшейся невестки явно слышалась издёвка.
— По бумагам, я — единственная владелица, — признала я правду. Дело не в том, что мне было жалко выделить долю для Ромки, просто это дополнительная бумажная волокита. Кроме того, я смотрела в будущее, надеясь, что когда-нибудь мы замахнёмся на двушку, и потому не хотела ничего усложнять.
— Я так и знала, что ты нас оберёшь, — с превосходством в голосе заметила Лейсян. — Рома — ребенок твоего брата, который по идее должен был наследовать квартиру ваших родителей вместе с тобой. Не потому ли ты так быстро продавала вашу квартиру, чтобы лишь моего сына единственного наследства его отца.
— Что ты такое несёшь?
— Правду, которая тебе не нравится. Да, Оксана, не нравится? — Лейсян притворно тяжело вздохнула. — Я была убита после того несчастного случая с твоим братом. Стресс, вынужденный развод, тяжелые роды… А ты воспользовалась этим как возможностью извлечь выгоду. Взяла моего сына в заложники. Отобрала у него право собственности. А сейчас ещё пытаешься отобрать у меня моего собственного ребенка.
Глава 5
Рафаэль
Чувство мерзости, которое охватило меня после посещения бывшей, оказалось таким стойким, что я даже не смог сразу заняться остальными делами — попросил водителя остановиться на обочине, чтобы пройтись.
Давно я так просто не шагал по Москве. Соскучился. Родной всё-таки город.
А Лейсян подурнела, сильно подурнела — и тут дело было даже не в возрасте, а в «усовершенствованиях» и пустом, как у рыбы, взгляде.
Я не мог понять, как из скромной домашней девочки, которую я привёз в Москву, получилось это: с накаченными губами, татуированными бровями, километровыми фальшивыми ногтями. Всего было много, ярко… и наверное, поэтому, смотрелось дешево.
Мои девицы тоже любили баловать себя усовершенствованиями, но те, которые добирались до моего уровня, все же знали границу.
А Лейсян нет.
Увидев меня в дверях, бывшая сначала напряглась: то ли поняла, то ли почувствовала, что я уже больше не тот лох, которого она так успешно разводила много лет назад.
Впрочем, мне было всё равно. Не желая терять попусту время, я разу прижал её насчёт пацана. Лейсян моментально сориентировалась, тут же начав давить на жалость: бедная несчастная мать-одиночка, только вот в Москву перебралась. Сама скитается, ребенок у знакомой живёт.
Эта дура даже не поняла, что если я нашёл её на съемной квартире её хахаля, то уж наверняка должен и про ребенка быть в курсе. И кто там у нас ещё настоящая сиротка: эта с накаченными варениками или Кукушкина, сестра убиенного Виталия.
Впрочем, парня мне было жаль. Не хотел я его гробить.
— Ты почему мне не сказала, что это мой ребенок, тварь? — не сдержавшись, рявкнул я на Лейсян. Эта дура затряслась, начала плести какой-то идиотизм. Мол, её родные, узнав о скандале, отреклись от неё — а куда ей беременной идти — то? Работать она не могла (скорее не хотела), крыши над головой не было. Начала рассказывать про то, как сберегала моего сына — вот, мол, даже, на обман пошла — всё сделала, чтобы ребеночка-то уберечь.
— Как это крыши над головой не было? — недоумённо моргнул я. — А моя квартира?
— Твоя квартира была записана на мать, — скривилась Лейсян. — А я узнавала: свекровь не то что невестку, даже внука родного без труда может выписать.
Подняв на меня взгляд, она вздрогнула и тут же сменила тон на фальшиво-заискивающий. Прощения просить стала — за то, что когда-то оклеветала. Винилась, что была не в себе, нервничала…
Даже на суде, когда мне светила десятка, мне было не так противно. Там я, по крайней мере, понимал, почему она врёт: месть за любимого человека хоть как-то объясняла поведение Лейсян. Но сейчас это было вранье ради собственной шкуры — чтобы повыгодней продать, получше устроиться.
Привалившись к стене, я неожиданно для самого себя спросил:
— Слушай, а почему ты аборт не сделала? — не то, чтобы меня это как-то сильно интересовало: пацан родился, пацан существовал… просто для общего развития стало любопытно, почему хорошие девочки, захлебываясь слезами, прерывают долгожданную беременность, а такие вот шлёндры рожают никому не нужных детей, сбагривая их потом чужим людям.
Пацану на самом деле повезло, что в его жизни объявилась Кукушкина — сиротка со смешной фамилией.
Лейсян тем временем проникновенно вещала что-то про женские циклы, возраст и народные методы.
Как я понял, вначале она испугалась, что прерывание беременности негативно скажется на её здоровье, а потом, на поздних сроках уже не брезговала советами дебилых подружек — правда, ребенка она всё же сохранила, чему сейчас радовалась как ненормальная.
Но не потому ли пацан родился полностью глухим, что она «народными средствами» баловалась?
Поняв, что с меня хватит этого дешевого спектакля, я дал ей свою визитку, объяснив, что сегодня в течение дня с ней свяжутся мои адвокаты.