Шрифт:
I
Берегись! Идут!
Услышав этот крик, с десяток мальчишек выскочило из реки на берег. Покрытые лёгким загаром тела мелькнули в кустах ивняка и скрылись в буйной зелени. Всё вдруг стихло. Восторженные крики, без которых не обходится ни одно купание, смолкли. Прошла минута-другая, слышно только журчание воды на перекате да треск сухих ветвей под ногами захваченных врасплох купальщиков. Приглушённый,
— Стрелы к бою!
Разведчик закинул лук через плечо. Он ещё раз высунулся из-за куста, взглянул в ту сторону, откуда приближалась опасность, и ловко, как кошка, скрылся в густых кустах ивняка, где прозвучала эта резкая и тревожная команда. Она напоминала, что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть.
Воины племени «Чёрная нога» занимали боевые позиции.
Рассыпавшись вдоль берега, прячась за подгнившими стволами, с натянутыми луками в руках, подстерегали врага черноногие, полуголые, мокрые после купания.
Укрываясь в траве, наблюдатель ползком обогнул правый фланг, где стояли Пирго, Рако и Низо, и, бесшумно миновав мальчишек, осторожно подобрался к вождю.
Черноволосый паренёк лет пятнадцати лежал, опираясь на локти, и внимательно вглядывался в лесок на противоположном берегу реки.
— Циго, меня врасплох не застанешь, — сказал он, не оборачиваясь. — Я тебя услышал, когда ты проползал мимо Пирго. Ну, что там?
— Гаги!
— Знаю, что не редиски на ножках. Сколько их?
— Четверо.
— Четверо? Только и всего? И из-за этих гангстеров ты поднял тревогу?
Вождь смерил Циго презрительным взглядом. Тот смутился и покраснел куда гуще, чем это бывало на уроке математики, когда его вызывали открывать всё ещё неизведанные тайны деления дробей.
— Четверо! — почти весело повторил Вождь. — Слушай, Циго, меня тревожит состояние твоего боевого духа! Четверо! Эка невидаль! Ведь это всего-навсего холодная закуска для пары наших ребят! — И Вождь закатился смехом.
— Да, но…
Циго не успел закончить. На том берегу щёлкнула рогатка, хорошо просушенный глиняный шарик хлопнул Вождя по макушке и рассыпался облачком розоватой пыли. Вождь, не успев досмеяться, согнулся и юркнул в укрытие. Громкий задорный смех доносился теперь с другого берега, из лагеря противника.
— Кушайте на здоровье! — послышалось с той стороны.
Цигин собеседник стиснул зубы. Глаза его метали молнии. Лёжа рядом с Циго, он глядел на другой берег, ряды противника становились всё гуще, и ему уже не приходило в голову поблагодарить за столь усердное пожелание доброго здоровья. Его так и подмывало пощупать то место на макушке, куда угодил коварный вражеский снаряд, но он героически терпел. Ведь он был вождём и презирал боль. Должен был презирать, раз на него смотрел Циго!
— Но…
Вождь обернулся. Циго шептал ему на ухо:
— Ты не дал мне договорить. Я сказал, что видел четверых, но…
Но и на этот раз Циго не успел закончить донесение. Глиняное ядро, выпущенное с берега, просвистело над его головой и сломало боевое перо. А ведь Циго с таким трудом выдрал его
Разведчик огорчённо замолк. Он рассматривал сломанное перо, бренный остаток своей недолговечной славы. По этому перу любой член племени черноногих мог заключить, что и он, Циго, — воин, пополнил свои боевые трофеи скальпом одного из «бледнолицых тиранов».
Глядя на этот знак своего геройства, теперь уже потерявший всякую цену, он с болью в душе вспоминал, каких усилий стоило ему добыть перо: целое утро гонялся за петухом по двору, стараясь при этом не попасться на глаза кухарке Терезе — ей петух служил вместо будильника. А когда он всё же загнал рыжего красавца за дрова, в угол сарая, и неторопливо стал выбирать самое длинное и самое красивое перо из его хвоста, охота чуть было не кончилась плачевно. Кухарка Тереза, встревоженная криками петуха, неслышно подкралась к увлечённому черноногому и, разобравшись, в чём дело, так огрела, его поварёшкой пониже спины, что он выпустил петуха. Но как раз благодаря меткому удару Терезы в руке у Циго остался пучок самых красивых перьев, а сам он, долго не раздумывая, умчался со сверхзвуковой скоростью. Потом, чтобы утешиться после коварного Терезиного нападения, он принялся менять петушиные перья на всякую всячину.
С помощью воинов племени черноногих к вечеру его коллекция шариков увеличилась на четыре «мраморных» и восемь простых, а в колчане появились три отравленные стрелы, хотя, надо признаться, яд был не бог знает какой. Наконечники стрел были синие. Циго подозревал, что «яд» приготовлен из плодов дикой черёмухи, но Пирго уверял, что он добыт из сока редчайшего растения, что от этого яда раненый медведь подыхает за полсекунды, причём коченеет и становится зелёным, словно замшелый ствол, и что он, Пирго, однажды видел это своими собственными глазами.
Как бы то ни было, Циго поверил. Поверить было легче, чем найти медведя и испытать на нём оружие.
И вот теперь красное перо, стоившее ему из-за Терезы таких трудов и мучений, лежало у него на ладони переломленное пополам.
Вот бы натянуть ореховый лук, наложить отравленную стрелу и устремиться на тот берег, чтобы в огне и дыму битвы утолить жажду мщения!
Но рука Вождя удерживает его.
— Ну, почему замолчал? Что — но?..
Тут Циго не выдерживает. Ему так жаль изуродованного пера, что он забывает о гордости закалённого воина и проявлении уважения к Вождю. Плачущим голосом он продолжает:
— Да, вот, значит, Мича, то есть Вождь, увидел я четверых. Но… — Циго так и не удалось закончить. Его донесение было уже совершенно ненужным.
Городские мальчишки, или, как их называли черноногие, гаги, шли в атаку.
Вслед за четвёркой замеченных Циго разведчиков, размахивая рогатками, густой волной поднялись из-за кустов три десятка мальчишек. С неописуемым завыванием и воплями они, в чём были, бросились в реку. Впрочем, особого геройства в этом не было, ибо солнце пекло нещадно. Вот они уже на берегу, среди захваченных врасплох стальных воинов племени черноногих. Дождём посыпались глиняные ядра, в ивняке послышался вопль Низо: