Рецензии на произведения Марины Цветаевой
Шрифт:
Будет очень грустно, если этот свежий талант погибнет, как уже погибли многие другие. Хотелось бы посоветовать Марине Цветаевой держаться в стороне от литературной кружковщины [72] и не заражаться никакими модными влияниями, дабы сохранить милую самобытность ее поэзии.
Н. Ашукин
Современные женщины-поэты
(А.Ахматова, М.Цветаева, Е.Кузьмина-Караваева, Л.Столица, М.Шагинян)
<Отрывок> {17}
72
В 1926 г. М.Цветаева в ответе на анкету, присланную ей Б.Пастернаком для предполагавшегося библиографического Словаря писателей ХХ века, отметила: «Ни к какому поэтическому и политическому направлению не принадлежала и не принадлежу» (СС. Т. 4. С. 623).
<…> Другая поэтесса, интимно чувствующая поэзию вещей, поэзию будничной жизни — Марина Цветаева. В предисловии
«Мои стихи — дневник, моя поэзия — поэзия собственных имен». И, действительно, стихи М.Цветаевой интимны: она пишет о маме, о сестрах, о Володе, Сереже, о своих прогулках по Тверской — словом поэтесса, я бы сказал, даже демонстративно интимна. Часто эпиграфами к своим стихам она ставит отрывки каких-то домашних разговоров, заботливо помечая: «разговор 20 декабря», «разговор 27 декабря».
Она любит и чувствует поэзию вещей старых и по-детски тоскует об их исчезновении:
Слава прабабушек томных…. . . . . . . . . . . .Грузные, в шесть этажей… [73]Стихи М.Цветаевой изящны и музыкальны. В них много чистого, почти детски-наивного, искреннего чувства, хотя эта детскость подчас и утомляет. Интимность в поэзии хороша тогда, когда она обобщена и оправдана внутренним необходимым значением. К сожалению, этой оправданности в стихах Цветаевой часто не бывает.
73
Из стихотворения «Домики старой Москвы».
Из всех русских поэтесс, когда-либо выступавших на литературном поприще, пожалуй, лишь одна Каролина Павлова [74] оправдала долгий и основательный успех, который неизменно сопровождал ее. Ее изысканный стих, действительно, — и упруг, и образен, и — главное — самобытен. Ни пятнадцатилетняя, унесенная ранней смертью О.Кульман, [75] ни Ю.Жадовская,$ [76] ни Мирра Лохвицкая, ни, наконец, З.Гиппиус, несмотря на утонченную архитектонику, — не дали бульшего в выявлении женского миросозерцания, чем дала К.Павлова. Последняя в «женской поэзии» по-прежнему занимает доминирующее и одинокое положение. Но верится, что придет поэтесса, которая, не стесняясь, расскажет о себе, о женщине, всю правду, — расскажет так же просто и понятно, как раскрыл психологию мужчин Пушкин.
74
Павлова (урожд. Яниш) Каролина Карловна (1807–1893) — поэтесса, переводчица.
75
Ошибка автора. Имеется в виду Кульман Елизавета Борисовна (1808–1825) — поэтесса и переводчица, преждевременно умершая от чахотки.
76
Жадовская Юлия Валериановна (1824–1883) — поэтесса.
Укреплению этой веры в грядущую великую поэтессу способствуют, между прочим, сборники М.Цветаевой и М.Шагинян. [77] И если первая колеблется еще: идти ли ей по проторенной дорожке, вслед за поэтами-корифеями, то вторая — дерзает весьма заметно. Однако причиной смелости, выказанной М.Шагинян, не приходится считать ее «расовую осознанность», [78] как говорится в предисловии; что же касается молодости, то в ней не чувствуется недостатка и у М.Цветаевой. Напротив, нам кажется, что поэзия М.Цветаевой должна была бы определиться в более яркой форме, потому что первые две книги (особенно «Вечерний альбом») названного автора намекали на это.
77
К 1913 г. М.Шагинян уже выпустила два стихотворных сборника — «Первые встречи» (1908) и «Orientalia» (1913).
78
Из предисловия сборника «Orientalia».
Самым уязвимым местом в сборнике «Из двух книг» является его слащавость, сходящая за нежность. Чуть ли не каждая страница пестрит уменьшительными вроде: «Боженька», «Головка», «Лучик», «Голубенький» и т. п. Как образчик употребления таких неудачных сочетаний, можно привести стих. «Следующему»: «Взрос ты, вспоенная солнышком веточка, рая — явленье, нежный, как девушка, тихий, как деточка, весь — удивленье», — где приторность и прилизанность стиха — чересчур шаблонны.
И странно, право, наряду с указанными строками встречать — искренние, окрыленные музой:
Благословив его на муку,Склонившись, как идут к гробам,Ты, как святыню, принца руку,Бледнея, поднесла к губам.И опустились принца веки,И понял он без слов, в тиши,Что этим жестом вдруг навекиСоединились две души.Что вам Ромео и Джульетта,Песнь соловья меж темных чащ!Друг другу вняли — без обета —Мундир, как снег, и черный плащ.(Камерата)Или: «Наша мама не любит тяжелой прически, — только время и шпильки терять!» [79] Разве — не по-хорошему интимны эти стихи? И разве не слышится в них биения настоящей, не книжной жизни?
79
Из стихотворения «Мама на даче».
Кроме нарочитой слащавости, в упрек М.Цветаевой следует поставить туманность и рискованность некоторых выражений («он был синеглазый и рыжий, как порох во время игры (!)», «улыбка сумерек в окна льется» [80] ), предвзятость рифм (голос — раскололось; саквояжем — скажем [81] ), повторяемость («Вагонный мрак как будто давит плечи» — Привет из вагона, «Воспоминанье слишком давит плечи» — В раю), несоблюдение ударений.
«Orientalia», в противоположность «Из двух книг», — несколько грубоваты и эксцентричны. Впрочем, грубость в данном случае оказывается лишь перекидным мостом к выполнению рисунка в манере И.Бунина: «Закат багров; к утру пророчит он, как продолженье чьей-то сказки давней, свист ковыля, трубы зловещий стон, треск черепиц и стук разбитой ставни. Под вой ветров, повязана платком, гляжу прищурясь, в даль, из-под ладони: Клубится ль пыль? Зовет ли муж свистком в степи коней? Не ржут ли наши кони?» [82] Здесь вторая строфа — совсем хороша: вполне выдержана стилистически и остро ощущается в ней ветряная погода в степи, а в первой — порывистые налеты вихря запечатлеваются словами: свист, стон, треск, стук. Есть целая вереница реалистически-метких строк в книге М.Шагинян, а в то же время попадаются стихотворения символические и напыщенные: так неровно развертывается небольшое дарование поэтессы, что не знаешь, за кем последует она — за Буниным, за певцами ли риторики и разных отвлеченностей, или же разовьет то восточное одурманенное жаркими полночными грезами Кавказа упоение бытием, которое роднит «Orientalia» с «Песнью песней».
80
Цитаты из стихотворений «На скалах», «И уж опять они в полуистоме…»
81
Имеется в виду стихотворение «Неразлучной в дорогу».
82
Из стихотворения И. Бунина «Ветер в степи».
Тоненькая книжка Марины Цветаевой «Из двух книг» — точно цветная, нарядная коробочка, что стоит у молодой девушки на туалетном столике, за зеркалом, повязанная розовой лентой и раскрывающаяся для друзей. В коробке ценности относительные… Интимные. Вещи драгоценные не сами по себе… раковины, засушенные листья, катильонные значки, а как мило, видные сувениры, наивные, трогательные безделушки, царапающие сердце нежными иголочками грустных и сладких воспоминаний. Прошлое и настоящее поэтессы — в интимных переживаниях. Расцвет жизни… У колен мамы… «Раннее детство верни мне и березки на тихом лугу…». [83] Родной уютный дом… «Волшебный дом…», [84] «Домик любимый… Розовый». [85] Небольшой семейный круг… Милые подруги… «Кто для Аси нужнее Марины? Милой Асеньки кто мне нужней?» [86] Поэзия одного дома… Дома, где:
83
Из стихотворения «Ока».
84
Из стихотворения «„Прости“ волшебному дому».
85
Из стихотворения «Розовый домик».
86
Из стихотворения «Тверская».
«Ока…», «Мама в венке», «Возгласы эти и песенки, чуть раздавался звонок и через залу по лесенке, стук убегающих ног». Неизъяснимою прелестью нежных мелочей светлого детства напоена книжка Цветаевой, как воздух вечером около клумбы резеды.
На заре мы часто дышим розой,Но резедою мы кончаем все. [87]87
Из стихотворения «Резеда и роза».