Рецепт Екатерины Медичи
Шрифт:
— Погоди, — растерянно говорит Марика. — Я не поняла, откуда ты взял какой-то «рксгофгмф»?
— Оттуда! — буркнул Бальдр и стал терпеливо, как ребенку, пояснять: — Если буквы алфавита обозначить цифрами по порядку, то 18 — й будет R , 24 — й — Х и так далее, я же говорил. Так что получается именно RXGOFGMF . Только ни в английском, ни во французском, ни в немецком языке такого слова нет. Может, это по-русски?
— Нет в русском языке никакого «рксгофгмф»! — обижается Марика. — Не слово, а белиберда какая-то. Но я не понимаю, как ты мог настолько быстро просчитать, какая цифра соответствует какой букве?
— Я ничего не просчитывал, а просто знал это, — улыбается Бальдр. — Мы
— «Зкуо йкудсуфгд…» — с трудом повторяет Марика. И машет обреченно рукой: — Чушь, чепуха! Еще хуже, чем «рксгофгмф». А может, это по-турецки, по-китайски, по-японски? Точно! Очень похоже на японский язык!
— Это может быть также по-арабски, по-еврейски, по-румынски, по-монгольски, по-норвежски… — в тон продолжает Бальдр. — И так до бесконечности! Допускаю, что твой профессор — полиглот, но, думаю, его энциклопедическая эрудиция тут ни при чем. Он просто-напросто применил какой-то цифровой шифр, который нам в жизни не разгадать без ключа. К примеру, если бы мы были уверены, что это знаменитый шифр Юлия Цезаря, то прочли бы его запросто.
— Что такое шифр Юлия Цезаря? — оживляется любопытная Марика.
— Да тоже один из древнейших цифровых шифров.
— Как это смешно звучит по-немецки: цифровой шифр, — пожимает плечами Марика. — А я где-то читала, что у нас в России в древности, когда только начинали применять цифровые шифровки, они назывались так — «цифирные письма».
Бальдр натянуто улыбается. Русский язык кажется ему несуразным. Он бы точно никогда не смог выучить его, хотя французский и английский дались ему легко. А ведь он пытался: спрашивал у Марики, как будет по-русски «я тебя люблю». И чуть язык не сломал на этих словах. Ну что за кошмар: Ja tebja lublu! То ли дело — Ich liebe dich! Коротко и ясно! Но у Бальдра хватает ума не вступать с Марикой в лингвистические дискуссии. Она обожает свой русский язык! Ее лицо расцветает нежной улыбкой, а поцелуи становятся жарче, когда он, запинаясь, бормочет это варварское: «Ja tebja lublu!» Да ради Бога, он готов «говорить по-русски» с утра до вечера и с вечера до утра. Если только не надо отправляться в полет…
— Давай, давай, — теребит его Марика. — Рассказывай про шифр Юлия Цезаря.
— Цезарь придумал не прямое цифровое обозначение букв, а смещенное на три знака. То есть А уже не 1 , а 4 , В не 2 , а 5 . Ну и так далее.
— А вдруг это и в самом деле шифр Юлия Цезаря? — оживляется Марика. — Давай попробуем прочесть.
Она вскакивает с постели и, не заботясь даже подхватить с полу халатик, бежит к письменному столу, хватает чистый листок бумаги и карандаш. За возможность лишний раз полюбоваться ее изящной фигурой, состоящей из удлиненных овалов и совершенных линий, ее прелестной узкой спиной, этими волнующими ямочками чуть ниже поясницы, а потом, когда она поворачивает обратно, колыханием неожиданно тяжелых для тонкого стана грудей, плоским животом с дивной ямочкой пупка и темным кудрявым треугольничком межножья, — о, за возможность лишний раз увидеть возлюбленную обнаженной, во всей красе, особенно в этих искусно нарисованных и таких возбуждающих сетчатых чулочках, Бальдр готов на все. И даже попытаться не только разгадать, но и заново составить шифр Юлия Цезаря! Конечно, ему хотелось бы заняться кое-чем другим, но если Марика увлеклась играми ума и ей не до постельных игрищ, Бальдр кое-как смиряет свое возбуждение и, набросив на Марику простыню (чтобы не искушаться понапрасну!), начинает выписывать на поданном ею листке ряды букв и цифр.
— Ну, вот и шифр Юлия Цезаря, — показывает Бальдр алфавит с подписанными числами, начиная с цифры 3 . — Теперь смотри, что у нас получается…
Марика внимательно следит за чередой букв, «рождающейся» при использовании нового шифра, и разочарованно вздыхает, видя, что получается «пуемдекд вом вобкусдеб». Снова абсолютно непонятное сочетание букв! У Бальдра сконфуженное лицо…
— Оставим это, — великодушно предлагает Марика. — Выходит самая настоящая глоссолалия, как любил говорить мой высокоученый дядюшка Георгий, то есть полная бессмыслица. Нам эту подпись в жизни не прочитать. Ты прав, нужен ключ. Откуда мы знаем, что думал профессор, когда писал эти цифры? Может быть, в них и смысла-то никакого нет, так же как в прочих «палках» и «деревьях».
— Мне кажется, что «палки» очень похожи на руны, — говорит Бальдр, с облегчением комкая исчирканный цифро-буквенной сумятицей листок. — В самом деле похожи. Жаль только, я не понимаю их значения. Может, «Старшую Эдду» почитать? Вроде бы она не запрещенная, учитывая, что наш любезнейший Адольф помешан на нибелунгах и викингах…
— Вся наша библиотека так и пропала в Латвии, — вздыхает Марика. — Я же тебе рассказывала: мы бежали от Советов буквально с двумя чемоданами… «Старшая Эдда» у нас была, я ее, правда, не читала. Но, наверное, можно взять в городской библиотеке? А там что, в самом деле приводятся начертания рун?
— Увы, — качает головой Бальдр, — никаких начертаний там не приводится, только некоторые названия и значения. У нас в гимназии это прочно вдалбливали на уроках литературы. И отец говорил, что раз меня назвали в честь героя «Старшей Эдды», сына бога Одина, я должен всю сагу знать наизусть. И про то, как матушка Бальдра, богиня Фригг, взяла клятву со всех вещей и существ — с огня и воды, железа и других металлов, камней, земли, деревьев, болезней, зверей, птиц, яда змей, — что они не принесут вреда ее сыну. И про то, что такой клятвы она не взяла только с ничтожного побега омелы. И про то, как злокозненный Локки, мечтавший навредить Одину, подсунул прут из омелы слепому богу Хёду, и тот убил моего бедного тезку… Про это я и впрямь до сих пор помню:
Бальдр, бог окровавленный, Одина сын, смерть свою принял: стройный над полем стоял, возвышаясь, тонкий, прекрасный омелы побег. Стал тот побег, тонкий и стройный, оружьем губительным, Хёд его бросил…— Ужас какой! — сердито машет рукой Марика. — А помрачнее имя тебе не могли выбрать?
— Между прочим, гибель Бальдра — первое предвестие будущих Сумерек богов, по сути дела — конца света. Видишь, какая я важная персона! В «Старшей Эдде» он описывается так:
Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды, пламя бушует питателя жизни, жар нестерпимый до неба доходит!