Рецепт Мастера. Революция амазонок. Книга 2
Шрифт:
— Так. Именно так, — закивал Крендин. — Но…
— Но тем временем Ольга признается помещику, что ее сердце принадлежит другому — защитнику отечества, — продолжила Акнир. — Благородный помещик отвечает, что не вправе неволить ее. В порыве бесконечной благодарности Ольга горячо его обнимает… Тут вбегает Александр и, превратно расценив эту сцену, стреляет в помещика и убивает его. Ольга кричит…
— Что ты наделал? — закричала Чуб, тщательно демонстрируя свои подставленные под сомнение Катей актерские способности. — Он же
— Благородный человек, — вполголоса подсказала Акнир.
— Ты убил благородного человека, — послушно заломила руки Даша-Ольга. — И во-още, какого хрена ты делаешь здесь?
— Как только я узнал, что тебя хотят выдать замуж, я бежал с фронта… — сделав страшное лицо, Акнир-Александр шагнула к пилотессе.
— Как?!! Ты бежал?! — отпрянула Даша-Ольга. — А кто будет защищать нашу бедную родину? Ах, мое сердце разбито, — изогнувшись, Даша изобразила всем телом несусветное страдание. — Я полюбила убийцу и предателя отчизны. Не приближайся ко мне, — заревела она на Акнир. — Моя жизнь окончена, — Чуб понеслась к балкону и в порыве драматического перевоплощения полезла через перила.
— Нет! — крикнула Акнир-Александр.
— Нет!!!.. — крикнул режиссер.
— Ладно, — смилостивилась Даша, — я бросаться не буду. Но она тут бросается вниз и разобьется на смерть. Правда, я классно придумала? Ну что, разве я не актриса?
— Грандиозно, Изида Андреевна! Грандиозно, — вскричал режиссер. — У вас несомненный талант.
— Вы перепишите сценарий?
— Немедленно! — пообещал он. И причина его нежданной покорности недолго оставалась тайной. — Мне очень лестно, что наша великая поэтесса сама… сама наша великая поэтесса написала сюжет для моего фильма… Я могу сообщить этот факт корреспондентам?
— Валяй, — разрешила Чуб. — А потом мы снимем фильм обо мне.
— А перед этим, — подняла палец Акнир, — предложим вам еще один — новый сценарий. Вас поразит его смелость! Никто кроме вас не сможет взять эту тему. Как вам такой сюжет?.. Дочь царя влюбляется в просто русского парня.
— А почему ж это в русского? — насупилась Чуб. — Пусть она влюбится в нашего — украинца. В настоящего украинского казака.
— А где она найдет казака? — и впрямь ошалел от смелости дам режиссер.
— Во время приезда царя в Киев они познакомятся, — объяснила Даша. — Конечно, их любовь будет якобы обречена. Но тут, тыц пыздыц, царь отрекается от престола. Царскую семью арестовывают. Но казак спасает свою любимую… А я ему помогаю! Я увожу царя на самолете. И царь дает согласие. Ведь он уже, по сути, не царь…
— По-моему, это уже перебор, — Катя флегматично взяла со стола Мити механический пылесдуватель «IDEAL — STAUBREINIGER» и, нажав на рычаг, сдула со своего плеча еле заметную пылинку.
— Вовсе нет, это то, что нам нужно! — возбудилась Акнир. — Только не надо называть имя царя. Такой себе среднеарифметический царь… Но нужно найти актрису, похожую на одну из великих княжон… неважно какую. Ольгу, Татьяну…
— Есть у меня на примете одна милая барышня, — ноздри режиссера затрепетали, пальцы затанцевали, глаза закатились — видимо, где-то в районе поднебесья он уже видел быстро сменяющиеся кадры нового фильма. — Имеет некоторое сходство с великой княжной Анастасией. Ах, как смело, как смело…
— А потом, — пообещала ему Даша Чуб, — мы снимем фильм уже полностью обо мне… У нее там, у Коллонтай, агит-фильмами вся афишная тумба была завешана. У нас их должно быть не меньше!
— Катерина Михайловна, если вы позволите?.. — просиял режиссер.
— Позвольте мне вначале, — сбила всеобщий восторг Дображанская, — посоветоваться с Дмитрием Григорьевичем. — Пока же, господин Крендин, прошу вас, оканчивайте съемки «Гробовой любви». По новому сценарию, который так щедро предоставила вам наша дорогая Изида…
— Что вам нужно от меня, помимо денег и моей киностудии? — лаконично поинтересовалась Катерина Михайловна, когда, спустившись с ажурной металлической лестницы, режиссер воссоединился со своими актерами и издал первый вдохновенный возглас.
— Прежде всего понять, на чьей вы стороне, — в тон ей сказала Акнир.
— На Машиной.
— Черт! Зачем же мы тут распинались?!! — несдержанно выхлопнула Чуб. — Чего мы перед твоим гением польку-бабочку вытанцовывали! Знаешь, Кать, ты такая странная стала. Только и слышишь от тебя — «Мой Митя, мой Митя». Была пантерой, а стала котярой довольной. Обуржуазилась вся. Обабилась. Размякла. Разнюнила тебя Машка…
— Нет, нет, — возразила Акнир, прежде чем г-жа Дображанская успела дать пилотессе достойный ответ, способный разорвать их и без того хлипкий союз. — Разве, зеленея от сырости, бронза перестает быть бронзой? Нет… Меняются лишь обстоятельства. Иногда обстоятельства, которые могли бы нас изменить, не наступают никогда. И трус никогда не поступит, как трус. Казненный на Лысой горе не сможет стать гениальным дельцом. А какой-нибудь Энштейн или Эзентштейн, рожденный в глухом селе, будет всю жизнь вскапывать землю, не подозревая о том, что мог получить Нобелевскую премию.
— К чему это все? — буркнула Чуб.
— Наша Катя Михайловна всегда была склонна защищать свое до последнего. Просто до появления Маши и Мити это качество никогда не проявлялось в таком ракурсе, как любовь. Но от этого она не перестала быть победительницей. Разве не так?
— Так, — скупо признала Катя. — Ты, Дарья, превратно поняла меня. Маше нет дела до того, что она погибнет. Но для меня это имеет первостепенное значение. Чтоб предотвратить ее смерть, я готова сделать все, что угодно. Сто миллионов, триста, миллиард. Я не поскуплюсь. Если нужно, я отдам все, все, что имею. Но у меня есть условие, — значимо сказала она.