Рецепт счастья от доктора Тины

Степановская Ирина

Ашот молчал, без звука медленно шевелил губами, будто примеривался к словам. Потом из его горла вырвалось клокотание.

– Включай отсос, – сказала Тина. Барашков включил отсос, и из носа Ашота поползла по трубкам кровянистая слизь.

– В легких застой, – тихо откомментировала Тина.

– Что вы орете, я же все слышу, – вдруг то ли стон, то ли шепот раздался со стороны изголовья.

Тина с Барашковым переглянулись, и Аркадий засмеялся, потряс друга за руку:

– Ах ты, чувак! Будешь еще нас пугать? Замотали тебя, даже обнять невозможно!

– Как в гробу…

– Что ты болтаешь! – три раза сплюнула Тина.

– Да я сам с тобой чуть костьми не лег, – сказал Барашков. – И ты все-таки напрягись, открой глазик! Ну?

Ашот долго лежал не двигаясь. Потом прошептал:

– Не могу.

Тина опять к нему наклонилась:

– Почему, Ашотик?

– Я себя глазами не ощущаю. – Валентина Николаевна посмотрела на Барашкова, тот на нее, оба переварили сказанную фразу, и оба вдруг разом прыснули. «Я себя глазами не ощущаю!»

– Блестяще сказано, – хохотал Барашков. – Я теперь всегда так буду говорить, как побольше выпью.

– Что ты ржешь, дурак? – Ашот растопырил пальцы ладоней и осторожно их сжал. – Я в свое тело заново вхожу.

– Входи, входи, миленький. – Тина погладила его по ступне. – Только не торопись, входи. Потихоньку. А пока давай посмотрим, сколько жидкости выделилось…

Барашков приподнял простыню и отлепил пристегнутую липучкой бутылочку для сбора мочи.

– Ого! Нормально. Как после пол-ящика пива.

– Я тебе говорила, что у него мозг был жидкостью сдавлен. Хорошо хоть еще ишемический инсульт не произошел.

– Как вы мудрено выражаетесь, аж тошнит, – проскрипел Ашот. – Проще надо говорить: чуть не откинул копыта.

– Ашот, можно я тебя расцелую за эти слова! – Тина осторожно, чтобы не задеть раненое плечо и грудь, прижалась губами к свободной от повязки щеке Ашота.

– Хорошо излагать стал, американец, – наклонился к его уху Аркадий. – Слова правильные появились. Тина, это несправедливо! Я каждый день выражаюсь не хуже, чем он, а этого никто не замечает.

– Вот когда тебе тоже глаз выбьют – тогда будут… – пробурчал Ашот. Тина подала Барашкову новую бутылочку для мочи, чтобы он ее прикрепил.

– Тина, не смотри.

– Да не смотрю я, Ашотик, не смотрю, – успокаивающе сказала Тина. – А ты пока молчи. Прорезался – и хватит. Много разговаривать тебе вредно. Ты пока просто лежи с закрытыми глазами и знай, что я сижу рядом с тобой. Хорошо?

– Только ты не спи. Знаю я вас… Задрыхнете еще. Ночь-то небось не спали из-за меня?

– Не буду! – Тина не знала, хохотать ей от радости или плакать. Милый, милый это человек! Какие страдания он сейчас выдерживает. И еще пытается шутить. Он не изменился совсем, их Ашот. Такой же, как раньше. И как же она их обоих с Аркадием любит.

Барашков вводил в пластиковую трубку новое лекарство, она смотрела на него и на Ашота. А все-таки счастливая она была тогда, когда они все вместе работали. Только она этого не ценила. Суета была – день да ночь, день да ночь…

В коридоре послышался шум. Отчетливый шум, будто несколько человек катят что-то тяжелое. Потом пауза и короткий топот ног к их палате. Широко распахнулась дверь.

– Аркадий Петрович! – Тина и Аркадий разом обернулись. В проеме двери стоял бледный, взлохмаченный Владик Дорн.

– Какие люди! – изумился Аркадий. Он не видел Дорна довольно долго – месяц или даже два с тех пор, как они перестали вместе работать в коммерческом отделение «Анелия». И Аркадий совершенно без Дорна не скучал. Их взаимная неприязнь друг к другу не способствовала каким-то отношениям вне работы, хотя оба они, конечно, знали и помнили о существовании друг друга теперь уже в новых качествах и новых интерьерах.

– Аркадий Петрович! – Нижняя губа у Владика мелко и противно подрагивала. – Там больная… Помогите, пожалуйста!

Барашков совершенно ничего не понимал. Откуда-то взявшийся Дорн… Он знал, что Владик сейчас трудится в патанатомии – недаром же сам говорил о нем Ризкину. Глядя Владику в глаза, Аркадий ухмыльнулся – настолько еще свежи были воспоминания о постоянных трениях между ними.

– Что, теперь после вскрытия больные оживают?

– Не шутите, я вас умоляю… – В раскрытые двери кто-то незнакомый Барашкову внес девушку. Одна рука ее безжизненно свисала почти до пола, и при взгляде на эту руку и на запрокинутую голову девушки Барашкову стало тошно.

– Кто это? Откуда вы ее взяли?

Тина тоже привстала со своего места.

– После, Аркадий Петрович, пожалуйста! Я вам все расскажу, только после. А сейчас я вас очень прошу, посмотрите, можно ли что-нибудь сделать?

– Куда положить? – хрипло спросил неизвестный. Барашков мельком заметил, что было в этом незнакомце что-то неуловимо схожее с Дорном. – Куда положить?.. – переспросил он и растерянно огляделся: – Некуда положить. Здесь только одна кровать.

– Клади прямо на пол, – сказал старший Дорн. Он повернулся к брату и поддержал Олю под мышки. Тяжелым безжизненным тюком ее тело распласталось на полу, а голова гулко стукнулась.

– Осторожнее! – крикнул Влад. Тина подошла ближе и ойкнула. Чтобы не ошибиться, она обошла тело девушки и внимательно осмотрела лицо. Серебряный медальон на бархатном шнурке тускло поблескивал в вырезе джемпера.

– Аркадий… – прошептала она и закрыла рот рукой.

– Что?

Тина помотала головой и отступила подальше. Аркадий наклонился и взял за запястье безжизненную руку. Потом быстро перевел свои пальцы на шею девушки, потом присел на корточки, поднял веко, закрыл и снова встал во весь рост.