Рецепт счастья
Шрифт:
Женщина снова стреляет взглядом на Яна, и я не могу вникнуть: она, что ли, приревновала?!
— Я понимаю… Я очень ответственная. Такое больше не повторится, — принимаюсь тараторить я.
— О-о-очень на это надеюсь… — напевает начальница, сузив глаза. — Ян, помоги мне с документами. Расскажешь, что здесь вообще творилось за время моего отсутствия.
Ян кивает и следует за ней по коридору. Я же, переваривая всю эту ситуацию, стою на месте и кошусь в их сторону.
— Брось это! Она молодая ещё, глупая! Мне служебные романы на работе не нужны! Ты это понимаешь? — доносится до меня, и я вздрагиваю. Неприкрытая ярость вызывает по спине волну неприятных мурашек. Передергиваю плечами и стискиваю пальцами
— Никаких романов нет, — сухо отвечает Ян, а мне становится обидно до чёртиков.
— И не надо её подвозить. Я видела, что вы приехали вместе. И смешки все эти видела.
Это нормально?! Разговаривать о человеке, пусть и полушёпотом, в его присутствии, словно они одни… Отошли хотя бы достаточно далеко, чтобы нельзя было разобрать речь. Меня наполняет возмущение, но я сдерживаюсь.
— Я буду подвозить кого хочу и когда хочу в своё личное время, а на работу я приехал раньше, следовательно, это моё личное время, прошу меня извинить, — отвечает Ян, повысив голос, отчего слова будто вибрируют в воздухе, отбившись от стен.
Вот это да! Он сейчас заступился за меня? Или просто устал от выкидонов начальницы?!
Я мечтательно замираю, проваливаясь в свои мысли, из которых вырывает строгий женский голос:
— Мечтать надо дома, а тут работать. Займись документами или анализами!
— Начальница махает рукой в сторону лаборатории. — Я сегодня ухожу — зашла проверить: как идут дела, — но с понедельника займусь тобой. Я понимаю, Линда, что это просто производственная практика, но если хочешь быть квалифицированным специалистом, то относись к работе серьезнее. К тому же по этой практике я оценю: принимать ли тебя на работу по окончанию ВУЗа! Если сама, конечно, захочешь у нас работать.
В конце голос начальницы — кажется, зовут ее — Евгения Александровна — становится мягче, и я понимаю, что она типичная женщина-начальник, ведомая гормонами. Вспоминаю тут же слова мамы: «Женщина начальник — это просто тихий ужас», — и мысленно соглашаюсь с ней. Так и есть.
15
Утром Ян буквально окрылил меня, огрызнувшись перед Евгенией Александровной, а сейчас спустил с небес на землю: уехал домой, сухо попрощавшись. Ну, а на что я рассчитывала? Что такой мужчина будет возить меня на работу и обратно? Хм… Или ему был крайне неприятен утренний разговор с начальницей, точнее даже выговор… Он сказал ей, что романа у нас нет — так и есть, конечно, — но не значит ли это, что и меня Ян не рассматривает? Или только при ней так защитился, чтобы в душу не лезла?
Я тяжело выдыхаю: он вроде и помог, и одновременно отверг. А начальница мне явно спуску не даст. И ежу понятно, что она намерена сделать из меня суперспециалиста, будто смысл жизни у нее такой.
Я неторопливо плетусь к автобусной остановке, шмыгая носом. Всё же я начала, сама того не желая, засматриваться на мужчину и представлять, что мы могли бы стать парой.
В автобусе за музыкой в наушниках, размеренными покачиваниями и размышлениями я засыпаю и умудряюсь открыть глаза буквально перед своей остановкой. Боясь, что автобус уедет, тотчас вскакиваю и выбегаю к двустворчатым дверям, после чего выпрыгиваю на тротуар. Голова отдается стуком в висках из-за быстрого пробуждения, но с переведенным дыханием становится намного лучше. Я потихонечку плетусь домой, разглядывая бредущих парочек, выбравшихся на вечерние свидания, а когда вспоминаю, что договаривалась о встрече со Снежаной, ускоряю шаг.
Она уже сидит на скамейке у подъезда и, завидев меня, встаёт на ноги. Она снова не смотрит мне в глаза, будто не уверена в своем желании увидеться с нашей семьей и своей дочерью, принимается нервно теребить пальцами края белой блузки и прикусывает губу. У нее явно проходит сложный мыслительный процесс, решение которого либо сбежать, либо остаться. Или, возможно, что-то другое? Я и сама не знаю, чего хотела добиться, когда сказала ей приехать. Нужна ли Майе такая мать, которая может оставить её снова… И как отреагирует Богдан на то, что его бывшая снова покажется в нашей доме? В любом случае, сделанного не воротишь.
— Пойдём! Сначала говорить буду я! — произношу, оказавшись около скамейки.
Девушка кивает и следует за мной, уже более уверенная в себе, о чем говорит ее ясный взгляд. Мы заходим в квартиру, где приятно пахнет выпечкой и кремом. Мама всерьёз занялась этой работой, и я рада, если она сможет заниматься любимым делом — печь тортики на дому.
— Как хорошо, что ты пришла! — говорит мама, выглянув из кухни. Она утирает руки о полотенце и подходит к нам. — Мне надо срочно доделать заказ… — Мама замолкает и несколько секунд смотрит на Снежану.
— Добрый вечер! — выдавливает та полушепотом.
Даже у меня появляется в горле ком от давления, а что уж творится сейчас с ней, горе-мамочкой, — сложно предугадать.
— Добрый-то он добрый! — щурится мама. — Зачем явилась?
— Мам, а это Снежана, она… — начинаю я, но взмах руки вынуждает меня замолчать.
— Да поняла я, кто она: есть у девочки её черты. Потому и спросила: зачем явилась?!
— Я хочу дочь увидеть, — дрожащим голосом говорит Снежка, не выдерживая давления мамы.
— Хочет она дочь увидеть! А то, что на тебя уголовщину почти завели, не хочешь узнать. Как есть — кукушка!
Мама разводит руками, а полотенце в ее руке летит следом за ее движением. Она произносит слова с ровной интонацией, будто это обычная беседа старых знакомых, но именно такая интонация пугает больше всего. Мама не выходит из себя, она давит своим равнодушием.
Снежана шмыгает носом и нервно кусает губу. Я смотрю то на неё, то на маму, и даже не знаю: кому лучше я сейчас сделала! С кухни доносится запах гари, поэтому мама ругается под нос и бежит обратно, а я подталкиваю Снежану внутрь. Не стоять же вечно в проходе?..
— Пошли, чай налью. Раз в доме тишина, значит, пчёлка наша спит.
Уголки губ Снежаны трогает улыбка на пару секунд, а затем исчезает. Мы идём на кухню, и Снежка присаживается на предложенный мной стул.
Боже, я начала называть ее, прямо как брат…
— Бросила ребёнка, а теперь чего хочешь? — спрашивает мама, перемешивая ложкой густой желтоватый крем, который уже успел сбежать.
— Я не бросала, — вновь шмыгает носом Снежана. — Я надеялась, что Богдан одумается, позвонит мне. У меня и выхода другого не было. Я должна была… — Она хватается руками за голову и начинает свою историю: — Мы с Богданом влюбились друг в друга и несколько месяцев встречались. Он много рассказывал о своей семье и обещал познакомить. А потом отец узнал о том, что мы встречаемся. Богдан сразу ему не понравился. У нас в семье все успешные люди, поэтому они хотели, чтобы я встречалась с таким же «интеллигентным» отпрыском. Говорили, что у него семья алкоголиков наверняка, а если отца нет, так это вообще ужас… В общем, запретили нам встречаться. Богдан психанул и ушёл… Позже я узнала, что беременна. Я боялась пойти против родителей, но хотела выносить и родить нашего ребенка, из-за чего меня из дома выгнали. Несколько месяцев жила у подруг, а потом Майя родилась. Мне жильё нужно было найти, как-то устроиться в жизни. Богдан отвечать на звонки и сообщения перестал, вычеркнул меня из жизни, я потому и решилась на такой шаг… Знала, что вы люди хорошие и Майю не бросите! К тому же с ним договорилась, что это на время, хотела, чтобы он тоже с ней познакомился… — Снежана тараторит все единым потоком, а затем делает глубокий вдох и облизывает пересохшие губы.