Рецепт счастья
Шрифт:
Я сглатываю слюну, понимая, что думаю о чём угодно, но не о работе, оттого и создаю проблемы. Глубоко вдохнув, ёрзаю на сидении и всматриваюсь теперь в три спорных образца крови, которые не мешало бы проверить, после чего принимаюсь выполнять задание. Ян сидит рядом и наблюдает за каждым моим движением, как огромный орлан, выбравший себе определенную вкусную рыбёшку. Мне ужасно неловко, когда он так скрупулёзен, и сложно сосредоточиться. Накопившийся недосып сказывается: перед глазами всё плывет…
Первый образец с трудом удаётся сделать без замечаний, и я хватаюсь за следующий. Достаю спиртовую салфетку и тянусь за предметным стеклом. Взвизгнув от боли, я одергиваю руку. Несколько капель крови падает на голубую столешницу. То ли неудачно ухватившись, то ли края самого стекла зазубрились, но я порезалась. Правильным оказывается второе предположение, потому что Ян Теймуразович выкидывает стекло в урну с жёлтым пакетом «отходы класса Б».
— Хватит в облаках витать! — прикрикивает Ян.
— Простите. Я сейчас возьму себя в руки! Просто не спала всю ночь из-за ребенка… — Я закусываю губу, жалея, что сболтнула лишнего. — Простите, — снова извиняюсь.
И его взгляд мрачнеет.
— Хватит сыпать извинениями. Ты сегодня извинилась уже за всё, что только можно. На работе сосредоточься.
Я киваю, но чувствую себя при этом оплёванной. Что я себе надумала? Бедняжка-Золушка легко нашла себе успешную работу, куда устроится после выпуска, а принц оказался красавчиком и временным начальником — так, что ли?
Беру салфетку и дрожащими руками пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы остановить кровь. Трясёт всю, как сумасшедшую. И скорее всего, всё дело в сильном волнении из-за того, что я столько косячу… Чёрт! Да меня же уже сегодня могут попросить свалить и не появляться здесь больше. Глаза начинает пощипывать от подступающих слёз, и я усмехаюсь собственному бессилию.
— Ладно, давай посмотрю, что там у тебя! — смягчается наставник.
Он привстаёт на ноги, пододвигает свой стул ближе и берёт меня за руку. Его прикосновения обжигают, и я ощущаю себя девственницей, впервые увидевшей привлекательного мужчину. Щёки, кажется, начинают гореть, появляется желание выдернуть руку и драпануть куда подальше от этого человека, вызывающего бурю эмоций и несуразный поток мыслей, который даже я не могу распутать.
— Неглубоко, но обработать нужно. Погоди секунду, — шепчет Ян приглушённо и мягко. Его голос оседает в памяти, повторяясь отголосками эха.
Мужчина встаёт и подходит к небольшой навесной аптечке с красным крестом на дверце, достаёт оттуда пластырь и бутылочку перекиси водорода и после возвращается ко мне. Его осторожное прикосновение к руке вызывает дрожь, но сильная хватка не позволяет выдернуть ладонь. Ян подкладывает сухую салфетку под палец и принимается поливать рану перекисью. Противное шипение заставляет бояться, совсем как в детстве, поэтому я невольно ёжусь и облизываю губы, ставшие в мгновение сухими. Голова идёт кругом от возникшей близости, но ужасно не хочется, чтобы момент прерывался.
Я исподлобья гляжу на мужчину, который уже промокает перекисью ватку и накладывает пластырь. Идеально ровно, лично я так не умею. От Яна приятно пахнет гелем или пеной для бритья, возможно лосьоном… Чем ещё пользуются мужчины? Я понимаю, что бесповоротно прониклась симпатией… Или, кажется, такое чувство называют «желание с первого взгляда»? Разве что становиться одной из сотни я не хочу… Да и Майи сейчас хватает выше крыши. Мы с мамой едва справляемся…
Наставник поднимает взгляд, прожигая им насквозь и одновременно гипнотизируя, и мы несколько секунд упрямо смотрим друг на друга. У меня перехватывает дыхание, в голове пульсирует мысль о поцелуе…
Мужчина резко поднимается на ноги, возвращает всё, что брал в шкафчик, а затем оборачивается и глядит на меня, стоя в дверном проёме.
— Сконцентрируйся на деле! Я скоро вернусь! — говорит он каким-то сдавленным голосом и уходит, а я не могу понять, что случилось.
9
Прошло, наверное, около двадцати минут, как Ян Теймуразович покинул лабораторию, но он так больше и не заглядывал. Понятно, конечно, что у него есть своя работа, которая за время совмещения должностей поднакопилась, однако чувство обманчивости никак не покидает. С другой стороны, когда начальника нет рядом, работается куда легче: нет давления, страха ошибиться и торопливости. Это противоречие заставляет меня задуматься: не слишком ли я стала полагаться на его помощь? Я словно жду его возвращения… порой поглядывая на часы в телефоне… Или всё от того, что приходится постоянно засекать время для фиксирования, а затем и окрашивания каждого мазка?
У меня получается успешно выполнить задание, правда, далеко не с первой попытки… Я ощущаю такую усталость, которая с каждой минутой становится лишь сильнее, как будто все запасы энергии в организме окончательно исчерпались. Голова идет кругом; слабость накатывает и лишает внимательности. Уже сбилась со счета: сколько испортила стекол — даже запаса крови едва хватило на эти три образца.
Секундомер на телефоне пищит, уведомляя об очередном законченном промежутке времени, и я вскакиваю на ноги. Достаю держатель со стеклом из красителя, ополаскиваю в раковине проточной водой, как наказал Ян: «пока струи воды не лишатся пигмента», только после этого вынимаю предметное стекло и кладу его к остальным подсыхать на сложенный во множество слоев бинт.
Теперь задание окончательно выполнено, а что делать с мазками дальше, Ян не упоминал.
Я замираю, раскрыв губы. Когда я стала называть его просто «Ян»? А вслух, надеюсь, так не ляпнула? Пытаюсь припомнить сегодняшние разговоры, но обрывки фраз едва помогают собрать картину воедино. А если не только сегодня? Если я не первый день так — так! — к нему — к начальнику! — обращаюсь?!
По спине проходит волна холода, заставляющая поёжиться.
В каком-то странном состоянии потерянности я возвращаюсь к рабочему столу, где красила мазки, и решаю прибрать за собой весь разведенный бардак. Складываю использованные предметные стекла в баночку с наклейкой «обеззараживание», заливаю емкость дезинфицирующим средством, после чего закручиваю крышку; все остальное, одноразового использования, бросаю в урну.
Ян Теймуразович возвращается в тот самый момент, когда я дезинфицирую поверхность рабочей зоны. Он оглядывает лабораторию, словно я могла её разгромить, кивает каким-то своим умозаключениям и лишь потом приближается ко мне.
— Как успехи? — спрашивает с нотками хрипотцы в голосе и затем прочищает горло.
— У меня получается, всё сделала, — говорю я, пытаясь не акцентировать внимание на том, что получалось-таки раз через три или четыре.
— Молодец… — отвечает он, не глядя на меня.