Рецепты долголетия. Жемчужины медицины Востока и Запада
Шрифт:
Савелий Кашницкий
Рецепты долголетия. Жемчужины медицины Востока и Запада
Предисловие
Эта книга написана журналистом – человеком той профессии, которую нередко упрекают в отсутствии глубоких специальных знаний. Отчасти это верно: журналист редко смеет претендовать на профессиональные знания в той области, о которой пишет. Но у него есть собеседники. Если они – профессионалы, хорошо разбирающиеся в своих сферах ответственности, есть шанс с их помощью добыть не просто интересную информацию. Но уникальную – находящуюся на
Хочется надеяться, что предлагаемая читателям книга окажется именно такой. Проблемы биологического старения организма и связанного с ним возможного омоложения, долгожительства и теоретического бессмертия, вопросы трагического и до сих пор не изученного рубежа, отделяющего земную жизнь от загробного бытия, все еще по привычке именуемого смертью; почти не данные нам в ощущениях реалии загробной жизни и посмертных перевоплощений, – все это темы очерков, объединенных в данную книгу.
По характеру работы мне приходится общаться с физиками и биологами, психологами и врачами, ясновидящими и носителями уникальных феноменов… По-моему, даже простой сборник бесед с различными учеными мог бы представлять немалый интерес, поскольку разговор всегда ведется о новом, малоизученном, а порой таинственном и загадочном. Но для данной книги я отобрал те материалы, которые так или иначе касаются жизни и смерти, загробного мира и едва уловимых связей между нашим, земным миром и тонким, пока не виденным жителями земли.
Не все в этой книге бесспорно. Как традиционно мыслящие ученые, так и приверженцы эзотерических знаний могут предъявить автору немало упреков. Предвосхищая их, заранее хочу уведомить своих возможных оппонентов: здесь собраны интеллектуальные построения, как правило, проверенные экспериментальным опытом, но еще не вошедшие в научный обиход. Ни одно из этих построений автор не выдумал – обычно своими мыслями делились собеседники, люди разных взглядов, убеждений, с различным опытом. Очевидно, что некоторые предположения со временем могут быть отброшены как несостоятельные – это закономерность познания.
Поэтому автор книги отнюдь не надеется, что все его утверждения читатели воспримут благосклонно. Напротив, споры с собеседниками автора и несогласие с утверждениями, приводимыми в книге, – основа для дальнейшего движения мысли, которое, возможно, когда-нибудь превратит эту книгу в сборник заблуждений давно пройденного этапа развития. Понимая эту закономерность, автор заранее просит прощения у просвещенного читателя конца столетия за отсталость и невежество. А моим современникам, может, совсем не скучно будет вместе со мной поразмышлять о жизни и смерти.
Автор хотел бы подчеркнуть, что позиционирует себя как сторонний наблюдатель и собиратель различных гипотез по заявленной теме. Автор не разделяет оптимизма некоторых авторов, гипотезы и представления которых о старении и продлении молодости изложены в этой книге.
«Зацикливание возраста» по Николаю Исаеву
Я слишком стар, чтобы стареть; стареют молодые.
Василий Ключевский
Когда в разговоре появляется слово «бессмертие», без специального пояснения понятно, что речь идет только о бессмертии души. Потому тело бренно – таков неумолимый опыт житейских наблюдений. Даже для самого завзятого оптимиста и фантаста тело – своего рода костюм, который, когда совсем износится, можно будет постепенно, по частям чинить либо в самом конце его существования заменить на новый.
А вот о бессмертии физического тела всерьез заговорил один-единственный человек – Николай Исаев. Поскольку автора книги связывает с ним более чем двадцатилетнее творческое знакомство, его идеям, а в особенности, практике, посвящена отдельная глава. Правда, с годами Николай Николаевич отказался от слова «бессмертие», справедливо сочтя его некорректным. И использует более точное понятие – зацикливание возраста. Человек живет, но физически не стареет, потому что его биологический возраст то возрастает, то уменьшается, колеблясь вокруг какой-то определенной величины.
Согласитесь, такого не знала даже античность, хотя мы уверены, что в Греции было все.
Клен мой неопавший
Московский биолог Николай Исаев исподволь шел к идее бессмертия традиционным для мальчишек 60-х годов путем – через увлечение космонавтикой. Зачитывался трудами Циолковского, мастерил на даче реактивный двигатель. Потом несколько раз поступал в авиаучилище. Наконец стал курсантом. Но продление жизни уже томило как завтрашняя проблема освоения космоса. Лет в двадцать засел за литературу – посмотреть, до чего додумались ученые. Выяснил, что дальше общих разговоров дело не двинулось. Мысль уже была, но теории еще не было.
Не давало покоя Эйнштейново соображение о том, что при скоростях, превосходящих скорость света, время становится мнимо отрицательным. То есть пилот в корабле, летящем со сверхсветовой скоростью, молодеет!
А тут еще узнал об исследованиях физика из МГУ Г. Талалаевского, который показал: уникальный случай достижения сверхсветовой скорости возникает в вихре. Там и гравитационное поле становится отрицательным – многие слышали, что смерч отрывает человека от земли. И время, стало быть, потечет вспять.
Физика Эйнштейна так увлекла Николая, что, забросив авиацию, юноша поступил в Московский инженерно-физический институт. Но, углубившись в теорию относительности, понял, что в обозримом будущем здесь трудно ожидать практического результата. Нужно искать биологические способы.
Уже не в самом юном возрасте он в третий раз стал абитуриентом. Поступив на биолого-химический факультет пединститута, сразу же окунулся в исследовательскую работу в кружках генетики и физиологии растений. В рамках курсовой работы проделал такой, к примеру, опыт: держал вместе молодые и старые листья традесканции и прослеживал активизацию ядерно-хромосомного аппарата. Результат наблюдения не имел широкого научного резонанса, но молодого исследователя обнадежил: рядом с молодыми листьями старые увядают медленней, нежели когда они изолированы.
А вот другие наблюдения. Высажены несколько луковиц. Вырезая щель в луковичной сфере, он вставлял в пазуху почку яблони – зная, что срок жизни лука – одно лето, а яблони – 100 лет. Некоторые луковицы после такой «прививки» становились долгожительницами. В нормальных условиях организм растения не принимает чужеродную ткань, зато в экстремальных, стремясь выжить, лук охотно пользуется «заемными» регуляторными веществами.
Из сотен подобных наблюдений родилась концептуальная мысль: чтобы продлить жизнь, нужно остановить развитие организма, воздействуя на него генетически чужеродными регуляторными веществами, взятыми от другого организма.