Рецепты долголетия. Жемчужины медицины Востока и Запада
Шрифт:
Василий Игоревич, пожилой человек, заметил, как после воздействия воды Исаева вернулись давно забытые ночная и утренняя эрекция. Приходится даже ночью погулять по комнате, прежде чем угаснет нежданное возбуждение. Утренняя эрекция – вообще удел молодых парней с их возрастной гиперсексуальностью. Вон куда занесло старичка!
Все эти свидетельства – самые первые и, конечно, субъективные. Многие пока вообще ничего примечательного в своем состоянии не обнаружили. Ведь исследование проводилось в нынешнем декабре. Люди прожили в новом для себя качестве по несколько дней. Все они договорились с Борисом Александровичем пройти тестирование еще через три месяца, затем через полгода,
Только тогда можно будет решить, что произошло с пациентами: действительно ли они сбросили часть груза прожитых лет или просто получили нечто наподобие санаторно-курортного лечения, полезного, приятного, но имеющего свой срок действия.
Доктор Кауров пока не пришел к однозначному выводу. Биолог Исаев решительно настаивает: произошло реальное омоложение.
Если это так, впервые в обозримой истории сделаны робкие пока шаги в сторону, обратную уготованной нам неумолимой природой. И тогда это – подлинная революция в естественных науках, да и вообще в судьбе нашей цивилизации.
И все-таки червь сомнения сверлит мой зацикленный мозг: а не «прикалывает» ли нас всех этот Исаев? Вдруг он неизвестно что нашептал над водой, отобрал горстку чудаков с революционным сознанием и зомбировал нас, поставив в ряд со своими белыми мышами-рекордсменками? Хорошо еще, если не вымрем все в одночасье… (Памятник «первопроходцам бессмертия», полагаю, установят возле медицинского центра, где мы, 21 чудак, стартовали в вечность.)
Своими сомнениями я поделился с Борисом Александровичем. Человек он, кстати, дважды компетентный в интересующей нас области: не только врач, но еще и физик (окончил физфак МГУ). Так вот, доктор Кауров считает, что вода с записанной на нее информацией – типичный гомеопатический препарат. А гомеопатия, хоть так еще до конца и не изучена, стала привычной, безвредность ее методов очевидна.
Наконец, оставшиеся сомнения развеял сам Николай Николаевич:
– Два одинаковых пузырька с водой – один с обычной дистиллированной, другой с заряженной мною – я отдал на проверку Наталье Зубовой, академику Российской академии естественных наук, директору Русско-американского института натуральной медицины. С помощью прибора «Мини-эксперт Фолль» она безошибочно определила, в каком из двух пузырьков вода заряжена. И дала мне официальное заключение. Поэтому, хотя химический анализ в моей воде ничего особенного выявить неспособен, уже имеется объективный способ доказательства записанной на воду информации.
Ну а решающим аргументом в пользу правоты Исаева служат его опыты с животными.
После мышей, шагнувших к бессмертию, следующий этап – группа добровольцев. Если с ними (вернее, с нами) ничего плохого не случится, дальше, по идее, последуют клинические испытания. В них уже все должно быть безупречно с точки зрения корректности научного эксперимента: пациенты не будут знать, что подвергаются какому-либо воздействию, само воздействие будет стандартизованным, условия определения биовозраста до и после зацикливания – идентичными, эксперты-медики – абсолютно посторонними и невовлеченными…
И лишь по прошествии нескольких лет, когда станет видно невооруженным глазом, что «зацикленные» пациенты отстали от своих сверстников в неумолимом беге к небытию, только тогда мы сможем поздравить Исаева и самих себя с победой над старостью и смертью.
А пока что я вынужден ежедневно имитировать утреннее бритье, чтобы жена ни о чем не догадывалась. Хотя знатоки уверяют: все равно догадается. Как именно – этого я ни за что не открою.
Смерть – лишь привычка, которую мы затвердили
Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем еще, что такое жизнь.
Конфуций
Зная, что наше земное бытие отделено от небытия гробовой чертой, мы немного упрощаем ситуацию. Ведь чтобы раньше времени не оказаться в могиле, надо иметь уверенность, что тебя не закопают живым. А такой уверенности как раз нет. Потому что нет точных критериев смерти. Глубокий обморок, перешедший в кому, летаргический сон так похожи на смерть, что неопытный врач, осмотрев такого пациента, может дать отмашку на погребение. Поэтому достоверное представление о моменте наступления смерти жизненно важно для каждого человека, а ошибка при определении этого момента смертельно опасна опять-таки для каждого.
Кому нужна жизнь, если не будет смерти?
Такой вопрос заостряет философ-танатолог – исследователь проблем, связанных со смертью – доцент Российского государственного гуманитарного университета Владимир Стрелков, который согласился прокомментировать новейшие научные поиски подходов к реальному достижению бессмертия.
– Владимир Игоревич, биолог Исаев, подошедший в своих исследованиях к реальному, по его мнению, биологическому бессмертию, совершенно убежден, что победа над смертью есть великое благо для человечества. Более того, всякое в этом сомнение можно истолковать как форму суицидального сознания. Вы, вероятно, достаточно уникальный человек, являющийся откровенным противником бессмертия. Объяснитесь, пожалуйста.
– Действительно, я вовсе не считаю, что бесконечно длящаяся жизнь стала бы для человека благом. Жизнь и смерть – две нераздельные фазы бытия. Смерть не просто завершение жизни, но ее венец, то есть высшее проявление, кульминационная точка. Оторвать, уничтожить ее – значит, в определенном смысле отнять у человека часть жизни.
– Простите, но я вынужден уподобиться персонажу Стругацких и признаться: не люблю парадоксов.
– Ничего не поделаешь – жизнь парадоксальна. Вся она, по крайней мере, сознательная ее часть – это постоянная подготовка к смерти. Проживание без извечной мысли о неотвратимости смерти было бы каким-то иным, более вялым, бессюжетным, в конечном итоге бессмысленным. Ведь осознание неизбежности смерти делает каждый миг нашего пребывания на этом свете исключительным, неоценимым, заставляет нас спешить реализовать замыслы, задумываться об ответственности за свои поступки, непоправимости ошибок. Если бы вдруг не стало смерти, исчезло бы и это духовное напряжение, чисто человеческое ощущение неповторимости каждого мига, утекающего, как вода сквозь пальцы, отпущенного тебе времени.
– Это, конечно, очень красивый романтический образ. В эстетике романтизма смерть в самом деле не менее значима, чем жизнь. Но, возможно, в обыденной жизни романтизм не столь значим. И радость никогда не умирать, не испытывать боль и страх небытия гораздо значимей, чем красота конечности жизни?
– У Свифта в «Путешествии Гулливера» есть эпизод, в котором герой оказывается среди бессмертных жителей очередной фантастической страны. До чего же они скучны, ленивы, ни в чем не заинтересованы. Им некуда спешить, поэтому они вообще ничего не делают. У них нет страха ошибиться, поэтому они безответственны. Смертному Гулливеру совсем не захотелось остаться среди этих зануд. Свифт, по-моему, чутьем художника уловил главное в этой проблеме: лишенная смерти жизнь – уже и не жизнь, а жалкое ее подобие.