Рецидив
Шрифт:
Передо мной сидел молодой мужчина, наверно, на несколько лет старше меня. Темные волосы, внимательные глаза, спортивная куртка. Он присел на корточки, разглядывая мою побитую физиономию.
— Морозов Глеб Аркадьевич, двадцать семь лет, уволен из вооруженных сил по состоянию здоровья. Пулю словил, да? Отличник боевой и политический, как говориться, гордость спецназа, и вот так тебя Родина отблагодарила. А ты теперь что, мстишь Родине? Так ее не выбирают, как мать.
При упоминании матери стало совсем хреново, а ведь именно на эти деньги хотел выкупить квартиру родительскую,
— Да, что-то типа того. Красивой жизни захотел.
— Не похож ты на любителя красивой жизни.
— А на кого похож?
— На дурака похож, вот на кого. Думал, не найдут, не вычислят, не отберут свое? Плохо думал, поэтому дурак.
— Что из этого? Все ровно денег хоть лопатой греби, не обеднеют.
— Робин Гуд, значит. Но ты, парнишка, не тех ребят решил ограбить.
Вздыхаю, отворачиваюсь, да вот совсем наплевать, что там дальше будет. В подвале сыро, от пола тянет холодном и каким-то могильным запахом, словно меня уже глубоко закопали и не выбраться. Так и оставят здесь, зачем им руки марать, пусть сидит, сам сдохнет чувак.
Скрип дверей, в помещение входят еще несколько человек, поднимаю голову, пытаясь их разглядеть, тот, что сидел на корточках передо мной, поднимается, кивает вошедшим.
— Мы нашли его, девочка с поста ГАИ сказала, что заблудилась, отстала от родителей, назвала имена, но только матери, она и приехала за ней, сама кинулась ее искать, в ментовку названивать. Ее отца взяли в аэропорту, через сутки, почти с самолета сняли.
Я тогда не мог понять, о ком говорят эти люди, не было произнесено ни одного имени. Но вот про девочку понял, хорошо, что с ней все хорошо. Странно спустя столько лет знать, как сложилась ее судьба и, может, я тому виной, что она сложилась именно так.
Глава 19 Агата
Агата
— Нет, Илья, ты ведь не сделаешь этого.
— Почему?
Да и правда, почему? Почему этот обдолбанный целыми сутками ублюдок не может отдать меня, как кусок мяса, Ковалю и его ребятам? Кто я ему? Кусок мяса — вот кто.
Пытаюсь высвободиться из его рук, но он снова тянет на себя за вырез. И почему на мне так мало одежды? И почему я не послушала Глеба и не осталась сидеть дома? Упираюсь ему в грудь, почти не чувствую боль от удара по лицу, смотрю в глаза мужчины, а там совсем ничего. Пустота и нездоровый блеск, они у него словно стеклянные. Искаженное лицо, я первый раз вижу его таким с собой.
Меня вновь начинает накрывать нарастающая изнутри истерика, движения становятся более хаотичными, отбиваюсь, пытаюсь его пнуть. Несколько раз это удается, Шакал рычит, еще один замах, тяжелые ботинки, в которых я танцую, попадают прямо в его пах, он сгибается пополам, выпуская меня, хватается за свои яйца.
— Сука, тварь, бляяяяяя……
Бегу в сторону двери, но Коваль легко хватает меня, приподнимая за талию, держит на весу.
— Куда собралась, крошка? Не терпится обслужить моих ребят? Так у тебя вся ночь впереди, много ночей впереди. Сейчас Шакал с тобой наиграется, и ты наша.
— Пошел ты на хуй, тварь. Отпусти меня!
Это, конечно, я зря, прекрасно понимаю, что зря, что мои выпады и оскорбления ничего не дадут, не помогут мне, а только ухудшат положение. Но скулить, пресмыкаться, покорно падать на спину, раздвигая ноги, я не намерена. Пусть я здесь сдохну, но никто не тронет меня больше пальцем и не сунет в меня своей член без моего согласия.
Вырываюсь, но эта скотина, словно непрошибаемый, скалится, как придурок. Ему плевать на мои оскорбления, словно он знает весь расклад, что и как со мной будет. Отталкивает меня, выпуская из рук, лечу на пол, больно ударяясь бедром. Отползаю в сторону, но Шакал уже отошел от моего удара по яйцам, хватает за волосы, тащит по полу, перебираю ногами.
— Нет, девочка моя, я еще с тобой не закончил. Я не отдам тебя никому. Ты будешь моей самой любимой куклой. А будешь сопротивляться — я тебя посажу на иглу, на самый мерзкий и действенный герыч. Будешь только за дозу ползать у моих ног.
Внутри все холодеет, вот это реально страшно. Я видела, как ломка начиналась всего через пару часов после приема дозы, как человек становился животным, ему надо еще и больше, он на все готов лишь бы получить то, что ему необходимо. Во мне сейчас такая концентрация страха и ужаса, что кажется, еще немного и остановится сердце.
И откуда в нем столько силы, ведь с виду совсем хилый. Швыряет меня на широкий диван, отбиваюсь ногами, отползаю в дальний угол. Это словно шоу какое-то, чувствую себя хреновой актрисой, не могу сообразить, что делать, не могу понять, что будет дальше.
Ведь я должна, я смогу отбиться от Шакала, это не Коваль, здоровый, как шкаф. Но мне мешает мой прошлый страх, те панические атаки с четырнадцати лет, если кто-то начинает нарушать мое пространство, начинает распускать руки и трогать меня. В старших классах я была совершенно дикая, прав Морозов, я именно такая. Спасибо отчиму, гори он в аду.
Шакал нависает надо мной, а меня словно парализует, дышать трудно, он что-то говорит, я его не слышу. Руки шарят по моему телу, плотная ткань боди, хоть с трудом, но поддается, Илья просто разрывает ее на мне, обнажая грудь. Я машу руками, спазм сдавливает горло, поворачиваю голову в сторону, Андрей так и стоит у двери, смотрит на то, как сейчас меня изнасилуют, лениво крутит телефон в руке.
Я прикрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание, чувствую, как руки мужчины сжимают грудь, как колени разводят мои ноги. Я все еще пытаюсь собрать себя в кучу, успокоить сознание и дать отпор, но ничего не выходит.
Это все невыносимо. Слезы сами текут по щекам, от бессилия, от ужаса происходящего, но ведь как-то раньше получалось отстраниться, почему сейчас не могу?
Потому что не могу! Не могу, сука, и все! Потому что Морозов показал мне, как может быть все иначе. И вот сейчас чужие руки на моем теле, словно выворачивают меня наизнанку, вынимая душу, топчут ее в грязи. Ту мою душу, которая, мне казалось, и так вся затоптана и замарана давно.
Не хочу жить!
Не хочу!
Не хочу так!