Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой"
Шрифт:
Они простились с Рилем у порога дома травника, зайти Редхард отказался, он ужасно спешил, по его словам.
— Погодите ровно минуту! — умоляюще простонал Риль и Редхард придержал коня. Через несколько минут старик вышел на воздух вновь, изумляя прохожих самим фактом своего появления на улице, и силой втиснул в руку Врага-с-улыбкой небольшой кожаный мешочек с чем-то хрустящим.
— «Костяная лапница», мой друг. Тут ее ровно на год. Вы сделали мне столь великое одолжение, что я не имею права хоть так как-то не отблагодарить вас. Не предлагайте мне денег, вы оскорбите меня!
На чем
Он не отдал коня слугам, сам поставил его в стойло и сел на лавочку у дверей. Долго курил, то и дело закрывая глаза. Потом решительно поднялся.
Тяжело, медленно взошел он по лестнице к своему номеру и толкнул дверь. Та распахнулась.
Ребба уже не спала, увидев его, радостно вскрикнула и побежала было навстречу, но Враг-с-улыбкой остановил ее жестом, прошел к столу и выложил на него вексель Риля.
— Это тебе. Купи себе усадьбу, заведи хозяйство или торговлю, что пожелаешь. Или просто живи на эти деньги, оставив колдовство, чтобы не сожгли тебя доброхоты. Мы расстаемся, Ребба. Навсегда. Я не могу перестать быть охотником на нежить. Ты, в этом убедила меня стычка с шайтаром, делаешь меня слабым. Впервые в жизни меня застали сегодня врасплох. Если бы шайтар убил тебя… Он убил бы меня. В моей жизни не может быть ничего, что я буду бояться потерять. Я не могу думать о тебе и делать то, что должен делать. Я не могу делать то, что должен и оберегать тебя. Ты не можешь помогать мне в борьбе с твоими сестрами. Любовь делает меня обычным человеком, а я еще не настолько устал и ослаб, чтобы забыть слова своего старика и прекратить поиск того, что мне нужно больше всего на свете. Это больно, но это — не ты. Прощай.
И он развернулся, не дав той ответить, и быстро вышел в дверь. Ребба, несколько мгновений простояв в ставшей огромной и немой комнате, кинулась за ним.
Он уже седлался, второй конь его, нагруженный скарбом Врага-с-улыбкой, стоял на мостовой.
— Неужели ты так и не понял, что любишь меня? — спросила ведьма негромко. Редхард не ответил.
— Неужели ты не понял, что никто не будет любить тебя так, как я? — снова спросила ведьма. И снова Редхард промолчал, лихо взлетел в седло и поехал вдоль по улице.
— Редхард! — простонала она, вложив в имя всю свою боль, всю тяжесть пустой отныне для нее жизни, всю свою любовь, от которой бежал Редхард.
Но тот, не оборачиваясь, поднял над головой правую руку с растопыренной пятерней и небрежно помахал ей из стороны в сторону.
Редхард и Горный Отшельник
1
Он вертел меж пальцев свой амулет, капельку, некогда упавшую с заплутавшей в небесах звезды. Привычка эта появилась у него уже давно, почти так же давно, как и сам амулет.
Уже почти полгода прошло с тех пор, как он расстался с Реббой.
Он шел все вперед и вперед, почти без остановок, упиваясь вновь обретенной свободой.
Через несколько месяцев он добрался до Восточного моря и пересек его, попав в необычайную
Собственно, единственное, что осталось схожим с тем миром, к которому он привык, был язык. Ибо по всей Черной Пади язык был один.
Все здесь было по-другому. И в первую очередь, сами жители страны, отличавшиеся от жителей других мест, где бывал Редхард как невиданной им никогда до того, но совершенно естественно выглядевшей здесь, вежливостью и аккуратностью, так и внешностью. Больше всего было черноволосых, но изредка попадались и рыжие, но всех их роднил непривычный для него разрез глаз, слегка растянутый, а порой и откровенно для него узкий, что, впрочем, ничуть не портило их, особенно же красоту их женщин.
Иным здесь было все — от формы ведра для воды и домиков крестьян до архитектуры дворцов и храмов, от непривычного вида сельского земледельческого инструмента до оружия.
Прожив тут совсем немного, он поражался, как ответственно относятся эти люди ко всему, чем бы они ни занимались — от ухода за огородом до работы ювелира. Разным был результат их трудов, но подход был один.
Задумавшись, он поднес амулет, ничего общего не имевший с этим миром, с губам, прижал… И в следующий миг все исчезло. Исчезла земля, небо над головой, утес с одинокой сосной, под которой он ночевал, пофыркивающие кони — все, все совершенно.
Черное Ничто, которому не было ни названия, ни описания, обволокло его. Не было ни верха, ни низа, он висел в бескрайней пустоте. Нет, кое-что, все же было. Вокруг него мириадами огней полыхали разного размера, подвешенные, как и он, в пустоте, шары, перед ним медленно проплывали неправильные обломки неведомой ему породы, величаво неся за собой целый хвост из обломков поменьше и шлейф пыли. Потом все отдалилось от него, и весь обзор заняла гигантская, пульсирующая спираль. Он не чувствовал ни холода, ни боли, ни тяжести тела, единственное, что еще хоть как-то роднило его с миром вещей осязаемых, был тот кусочек металла, который он все еще ощущал на губах и его вес в пальцах.
В следующий миг он понял, что боится отнять его от губ, чтобы попросту не остаться тут навсегда. Разозлившись, что всегда случалось с ним после приступов страха, он решительно оторвал от губ крошку небесной скиталицы и тут же, неимоверно успокаивающе, по-земному, фыркнул ему в ухо конь. Он перевел дыхание и открыл глаза.
Находился он все там же и времени, судя по всему, прошло совсем немного. Он подкинул в костерок пару смолистых сучьев и вскоре его новый чайник, который он, не удержавшись, купил, плененный его идеальной и простой формой с тончайшим изображением плакучей ивы, выжатом в стали на его боку, закипел.
Неспешно, высоко держа чайник над высокой чашкой, он плеснул в нее кипятка, прибив чай к ее донышку. Выждал немного и тонкой струйкой долил кипятка почти до самого верха, накрыл крышечкой и поставил чайник на землю, подальше от костра.
Чашка, собственно, тоже была куплена уже здесь. Подумав немного, Редхард встал на ноги и внимательно осмотрелся. Никого вокруг не наблюдалось и он, сняв с себя все, кроме корсета, сделал то, что хотел сделать уже давно. Он закрыл глаза и снял амулет. Подождал несколько мгновений, снова открыл глаза, и…