Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой"
Шрифт:
Прежде, чем пускаться на поиски Ито-са, Редхард, благо было по пути, решил навестить городок, который, собственно, и нуждался в его услугах.
Городок оказался небольшим, главенствовал над ним замок, стоявший на вершине горы, обнесенный высокой стеной, стеною же был обнесен и сам городок. Время было дневное, и стража без проблем пропустила его, взяв очень умеренную пошлину. Редхард тронулся было по улочкам, не особенно пока задумываясь о том, что он тут ищет или что ему надо, как его догнал запыхавшийся страж, которого он видел у ворот.
— Простите нас, почтеннейший Редхард-са! — посланец рухнул в пыль, протягивая что-то Редхарду. Это оказалась монетка, которую он заплатил на въезде в город. Не
— Простите, мы не знали, кто вы, Редхард-са, Враг-с-улыбкой! — хрипел стражник, — мы не имели права брать с вас налог!
— А я не имею права нарушать местные законы, если за въезд в город я должен уплатить, я должен уплатить.
— Но это был наш долг — узнать вас, проводить в лучшую гостиницу и пустить без пошлины! Таков был приказ! Если про то, что мы взяли деньги, узнает наш господин, меня, что еще полбеды, казнят. Но самое ужасное, что мое имя и имя моих почтенных родителей будет опозорено!
— Ладно, давай сюда эту мелочь и веди, куда считаешь нужным. Отвести ты должен, верно? — страж закивал, одновременно мелко кланяясь, — но потом я волен идти, куда хочу, я надеюсь?
— Разумеется, Редхард-са! — поразился стражник. На том они и порешили, и стражник повел Редхарда с его двумя лошадьми, в самую лучшую городскую гостиницу.
Редхард так и не привык пока к тому, что одним из важнейших строительных материалов для дома является простая бумага во всех, пожалуй, ее видах. И вообще, поражался тому, сколько бумаги потребляет эта страна, где записывалось, казалось, все, что происходило, если это хоть кто-то успел увидеть и уж тем более, записывалось все, если дело хоть каким-то краешком относилось к делам, связанным с делами казенными — будь то визит к верховному князю или покупка подков для лошади в государственной кузнице.
Гостиница понравилась Редхарду. Она была очень нарядной, но не кричаще, а в самую меру, над входом висели огромные бумажные фонари, двери и лестница были покрашены красной краской, дерево, где оно было, было украшено резьбой. Называлась же гостиница «Лепесток пиона». Пока Редхард собирался спешиваться, к его коню уже подскочили, кланяясь, двое слуг, один из которых держал повод, а второй явно собирался помочь Врагу-с-улыбкой спешиться. Тот, усмехнувшись, соскочил на землю, поблагодарил стражника, который, поклонившись и, не помня себя от счастья, бросился бежать обратно на пост, и вошел внутрь, где его приветствовала зрелая, но по-девичьи тонкая женщина в шелковом халате с поясом, завязанным сзади пышным огромным узлом, в крошечных туфельках и с высокой прической черных, лишь чуть тронутых сединой, волосах.
— Что угодно господину? — осведомилась она, — я надеюсь, что господин окажет нам честь и остановится у нас?
— Меня зовут Редхард, Враг-с-улыбкой. Я прибыл по зову вашего правителя. Если можно, я хотел бы остановиться пока что у вас.
— На каком этаже угодно остановиться господину Редхарду? — после долгих поклонов и благодарностей, спросила женщина. Слуги же так и стояли в полупоклоне, и у Редхарда от всех этих поклонов закружилась голова.
— Я бы хотел остановиться в комнатах, окна которых выходят на двор, — сказал он и тут же был препровожден в просторные, светлые комнаты, по стенам украшенные акварелями пастельных тонов, вазами с цветами и неизменными бумажными фонариками. Двери в их домах не закрывались, а раздвигались и Редхард, раскрыв дверь, оказался в очаровательном дворике, где росли в горшках крошечные деревья. Присмотревшись, Редхард понял, что деревья эти были, как ни странно, пород обычных, просто были невероятным образом уменьшены. Не колдовство ли это? — мелькнула мысль. Нет, тут пахло не колдовством, тут, как и по всей виденной им стране, пахло необыкновенно усердным трудом. Посреди дворика был небольшой пруд, в котором плавали никогда не виданные им красные, очень лупоглазые рыбы с длиннейшими золотыми усами. Чуть дальше виднелась небольшая площадка с небольшим подушечками по границе, чтобы можно было присесть. Редхард присел. На идеально разровненном гравии, хаотично, как казалось, было расставлено одиннадцать камней. Что-то в них заинтересовало Редхарда, он обошел площадку, снова пересчитал камни. Одиннадцать. Обученный моментально считать, замечать и запоминать все подвижные и неподвижные объекты в поле зрения, Редхард просто нутром чуял, что их тут двенадцать. К счастью, на глаза ему попалась лестница, ведшая на галерею второго этажа, он воровато оглянулся, бегом взбежал наверх и уже сверху сосчитал камни. Двенадцать.
Пораженный искусством устроителей садика, он выкурил неспешно трубку, радуясь, что в кристально чистом дворе ему не придется искать место, куда выбить золу, сунул ее в карман и вернулся к себе. Не успел он сесть на длинный валик, лежавший на полу (к тому, что стульев и лавок тут нет, он уже привык), как в его раздвижную дверь постучали.
— Да! — разрешил он. Двери разъехались, и в комнату шагнул человек совершенно неопределенного возраста, в сером кимоно, подпоясанном синим, выцветшим поясом и в налобной повязке. Лицо человека без возраста было удивительно невыразительно, не имело ни единой черты, способной врезаться в память. Прежде, чем Редхард успел осведомиться, чему он обязан радостью встречи, как гость встал на колени, поклонился в пол, выпрямился, продолжая стоять на коленях, заговорил.
— Тысячу лет жизни вам, досточтимый Редхард Враг-с-улыбкой. Мой господин, Ниямото-са (тот самый шустрый старик, как уже понял Редхард, правитель города, которого дела не пустили составить Редхарду компанию домой) прислал меня, недостойного по имени Кога, для услужения вам во всем, что вам будет угодно мне приказать, — он снова поклонился.
— Кога-са? — уточнил Редхард, но гость, снова ткнувшись лбом в пол, выпрямился и пояснил, что «са» прибавляется только к имени людей, достойных уважения, но уж никак не к имени ничтожного слуги.
— Выполнишь все, что мне угодно будет приказать? — задумчиво спросил Редхард, — прекрасно. Для начала давай подожжем гостиницу.
Не выказав ни малейшего удивления, Кога снял свисавший с потолка фонарь и, сдернув бумажный абажур, собрался было поднести открытое пламя сначала к бумаге фонарика, которую теперь держал в руке.
— Стой, довольно. Вижу, что все так, как ты говоришь. Давай-ка, Кога, разузнай насчет ужина для двоих, а потом мы с тобой поговорим. Помимо готовности сунуть голову в петлю, есть ли у тебя иные достоинства? Например, знаешь ли ты окрестные горы?
— Да, Редхард-са. Я знаю все наше княжество так же хорошо, как свои пять пальцев, — бесстрастно отвечал Кога и, не дождавшись новых вопросов, бесшумно исчез, как струйка дыма, неприятно напомнив Редхарду гроллов, но он чувствовал, что Кога этот даст фору любому из них.
После ужина, состоявшего из все еще непривычных, но очень своеобразных блюд, Редхард, приказав Коге поесть, дождался, пока слуга быстро утолил голод и спросил: «Скажи мне, Кога. Сколько дней дал Горный Отшельник Ниямото-са?»
2
К чести Коги можно сказать то, что он и бровью не повел. Поклонившись, он произнес: «Господину Ниямото до смерти осталось ровно семь дней. Местные охотники на нежить и нечисть твердят одно — мы бы не побоялись тенгу, каппу, Ямамбу, кого угодно, но Горный Отшельник — с ним не договоришься и, тем более, не убьешь. Все. Никакие деньги не прельстили их. Потому господин Ниямото так обрадовался вашему приезду в нашу страну. Он тут же уехал в город, где надеялся застать вас и, к счастью, это ему удалось».