Редкостная Золушка

Руж Роксэн

— Хорошо, Надежда Сергеевна. С вами все в порядке? Мне кажется, вы немного побледнели.

Ага, побледнеешь тут…

— Все просто отлично, — ответила я и скрылась за дверью своего кабинета.

Да, отличнее еще не было. Хотя нет, наверное тот вечер, когда я сидела на вокзале в зале ожидания, притягивая к груди сумку с документами и мелочью на проезд в один конец, стесняясь поднять взгляд, дабы не смущать окружающих людей своим фофином, вот тот вечер, наверное, мог бы составить конкуренцию.

Думаю,

именно с того момента во мне что-то перевернулось. И когда в последующем я стояла на новом этапе своего становления и развития, который требовал больших вложений, я всегда думала: "НиКуя, хуже уже все равно не будет!".

А теперь, глядя в окно на стремящийся внизу поток машин, я боялась, что "хуже" совсем скоро может наступить.

Я уже переросла то время, когда бы стеснялась синяка под глазом. Сейчас, упаси конечно Господи, я бы не пряталась, стараясь сделаться незаметной. Сейчас мне бы заплатили за такое сполна!

Но чего я не могла допустить, так это клейма "Надьки" на себе. Да, судя по местным телешоу, образ побитой собаки хорошо подходит для минутной славы, тем более если играть на контрасте "ДО" и "ПОСЛЕ". Но это путь в никуда. Стать одной из тех о ком шепчутся на любой тусовке, передавая из уст в уста что-то типа: "А ты в курсе, что ее бывший избивал?", "Ага, а теперь то поднялась и ходит с высоко задранным носом", "Полюбас, насосала!".

Я много раз была свидетелем таких разговоров в местном серпентарии (по другому элиту и не назовешь), и отлично знала, кто из этих сплетников прокладывал себе путь подсосом, а кто разбивался в лепешку, чтобы зацепиться за тот небольшой пласт, где обитают настоящие деньги.

Но разве это важно? Нет! Всем подавай грязного белья на тарелочке с голубой каемочкой к утреннему кофе. Остальное уже дело времени и совести.

Совесть…

А есть ли она у него? У Павла?

Я не надеюсь на то, что мой бывший будет почивать его историями про то, как я готовила, стирала, убирала. Нет, он будет рассказывать совершенно другие сказки. В этом я не сомневалась.

А Павел…

Есть ли хоть какая-то надежда, что у этого безэмоционального холодного камня имеется что-то человечное?

Вряд ли…

***

— Ну дай хоть глоток сделать, мужик. Трубы горят!

— Как договорились, сначала информация, только потом водка.

Я видел, как Иван смотрит на купленную в местном магазинчике водку "Путинка" за сто рублей, трясущимися руками обтирая выступающие слюни с бородатого лица.

— А ты все про Надьку что ли? Да, что, баба как баба.

— Бил ее?

— Ну бил, и что? У нас так все делают. А что ей то будет. Всеми днями дома сидела, а я работал. Да я ей все в этой жизни дал. Слушай, ну глоток дай хоть, будь человеком.

Мы стояли в темном проулке, точнее я стоял, а Иван сидел

на какой-то мусорной куче. Судя по всему, у него был тяжелый отходняк, так как колотило его знатно.

И вонь! Плотная завеса из сбивающих с ног запахов!

— Почему развелись?

— Обманывала она меня, да. Вот, говорит, каблук на туфле сломался, надо отремонтировать. Знала же сука, что у меня зарплата. А я мужикам говорю, нахера ей туфли, раз дома сидит. Золушка сраная. А мужик один с работы говорит, что туфли ей эти нужны, чтобы к любовнику ходить. А я че, олень рогатый? Пришел домой и показал, как надо мужа уважать. Че, я не прав?

Иван в очередной раз посмотрел на водку в моей руке, но промолчал.

— А дальше что?

— Бабка из соседней квартиры ментов вызвала. Повязали, суки, хотя права не имели. Когда муж жену воспитывает, никто влезать не может. Че не так че ли?

Не так че ли!

Еле сдержался, чтобы не приложиться "Путинкой" к голове алкаша. Об такую мразь и руки то страшно замарать. Не ровен час, подцепишь чего.

Так, надо успокоиться. Вспомнить главное правило журналистики — нужно на все смотреть со стороны, не позволяя эмоциям мешать делать свою работу.

Ну или красивой женщине…

— Что потом?

— Потом меня продержали в обезьяннике. Домой пришел. Дверь закрыта. А ключей у меня нет. А эта сука знала, что я домой не попаду. Пришлось идти к соседу, другу моему, он у нас слесарем работал. Хороший был мужик. Тоже жену воспитывал. Это я понимаю. Ну он мне и помог замок срезать. Дай выпить, помянуть то надо. Хороший был мужик.

— А Надежда?

— Надька то, да свалила. Вещи все оставила. Я думал, придет, как перебесится. Ну я бы ей задал!

— Не пришла?

— Нет. Она и на развод без меня подала, все через адвоката. Сука, я же ей все дал. Сегодня вот увидел в первый раз. Тогда то я хорошо ее разукрасил. Не то, что щас. Идет, цаца, нос воротит. От мужа. Да если бы не я…

— И что, не искал ее? Не узнавал, где живет? С кем?

— Да пошла она! Нашла себе какого-нибудь ебыря, сука!

— На, держи. — Протянул ему бутылку с водкой. Тот схватил ее, тут же отвинтил крышку и присосался к горлышку.

— Фотографию могу сделать?

— Еще одну бутылку купи и фотай. За одну фотку по бутылке, понял?

Хорошо, что за добавкой далеко идти не пришлось. Магазин был тут же, за углом. Взял еще одну "Путинку". Вернулся обратно в проулок.

Иван уже успел выдуть половину бутылки. Взгляд его стал стеклянным, нижняя губа отвисла, с нее текли тянущиеся слюни, а судя по тому, что стекало на его бороду, слюни шли вперемешку с соплями.

— Держи бутылку. Фотографирую.

— Тока ода фота!

— Не бойся, я не буду собирать фотоальбом с твоей мордой.