Регресс
Шрифт:
Я догадывался, что Закхер ждёт сейчас от меня подтверждений моей человеческой природы. Напрасно! Я ничем не смогу проявить себя.
Однако было теперь в моём новом теле и нечто, что положительным образом удивляло меня. Я невероятно четко стал слышать звук. Теперь всем телом я воспринимал каждый полутон. Звуки… Ими наполнилось всё окружающее пространство. Мой слух способен был уловить даже то, что творилось за пределами квартиры Закхера, за далеким оконным стеклом.
Это была многоголосная симфония бурлящего города. Я ощущал её всем телом, всем своим существом. Шум колес, ритм моторов, голоса прохожих, шелест чужих шагов… Всё сливалось в безупречную мелодию!
Волшебный оркестр! Музыка завораживала. Никогда раньше, я не слышал ничего подобного. Моё сердце билось в такт этой захватывающей симфонии. Я тоже был участником этой завораживающей композиции. Это было лучше, чем любой концерт. В восхищении я закрыл глаза. Я погрузился в мир непревзойденной гармонии. Я утонул в нём. Как я мог не слышать этого раньше? Почему слышу теперь? Мотивы города пленили, околдовывали меня…
Я оказался в воздухе, я почувствовал, что парю. Открыв глаза, я догадался, что это Закхер взял меня за бока. Я будто полетел. Неведомая сила несла меня куда-то, но я-то знал, что это профессор. Я перемещался в воздухе, не имея возможности ни разогнаться, не изменить траектории, ни затормозить свой путь. Я был управляем кем-то другим. Огромный, неосязаемый нынешними моими органами чувств человек, держал меня. Он волен был раздавить меня или же, наоборот, помочь. Я чувствовал себя в его руках жалким, беспомощным существом, его игрушкой. Это было ужасно!
Я почувствовал, что опускаюсь вниз. Видимое мною пространство ещё сильнее исказилось. Мне показалось, что вокруг меня стекло.
Мне очень хотелось посмотреть на часы, но я не способен был их увидеть. Кто бы мог подумать, что всё будет именно так…
Ящерицей, помещенной в банку, ощущал я себя. Я боялся пошевелиться. А между тем рецепторы моей кожи уже улавливали что-то неладное. Я не понимал, как? Что происходило в моей организме, но что-то предупреждало меня о надвигающейся из вне опасности. Не долго думая, я побежал. Неведомый страх гнал меня вперед. Стукнувшись о прозрачную стену, я застыл. Что-то возвышалась надо мной. Огромная черная голова змеи. Вот она, моя скорая погибель. Смертоносное пресмыкающееся вытянуло язык. Инстинкт сохранения во мне сработал, я снова кинулся бежать. Перебирая своими лапами, я, царапая стекло, не озираясь назад, несся вверх, вперед. Я карабкался, карабкался, карабкался до тех пор, пока силы, не оставили меня. Мне показалось, что я упал. Боли не было, я ничего не чувствовал. Я лежал, а через мгновение уже был в воздухе. Неведомая сила спасла меня. Змея осталась позади, внизу. Лапы мои скоро коснулись тверди, я был в безопасности. Мои глаза тут же сомкнулись и я уснул.
Похоже, Закхер делал со мной всё, что хотел. Когда я вышел из состояния забытья, первое, что я почувствовал на себе – это не невероятное давление воздуха. Пространство вокруг теперь плотно обтягивало меня. Моя кожа стала совсем иной. Превратившись в единый орган, она заменила собою и моё зрение, и слух. Я чувствовал, что воспринимаю окружающий мир только благодаря ей. Я понял, что моим превращениям не будет конца.
Попытавшись сделать шаг вперед, я почувствовал, что задние лапы мои теперь намного длиннее передних. Неуклюже передвигаясь по полу, я поскакал.
О приближении Закхера я узнал задолго до его появления. Кожей я уловил его запах, «услышал» звук его шагов. Когда же мощный поток воздуха сверху чуть было не вдавил меня в пол, я успел отпрыгнуть раньше, чем надо мной появилась подошва ботинка профессора. Пытаясь отдышаться от нахлынувшего меня страха, я издал новый, вполне осознанный звук. Похоже, речь вернулась ко мне!
– Ах вот ты где, и как же тебя сюда занесло, я же чуть не раздавил тебя, глупенький, глупенький – услышал я.
Я по-прежнему различал слова! Подхваченный пальцами профессора, я оказался прямо перед его лицом.
– Кто я? Что вы со мной делаете? Я этого так не оставлю, Закхер, слышите! Все ваши бесчинства я зафиксирую в Системе, – пользуясь тем, что наконец-то могу говорить, принялся кричать я.
Слова, мощным потоком вылетали из меня.
– Ну, ну, расквакался. Ну, поквакай, поквакай, – снисходительно принялся приговаривать Закхер.
Поквакай! Он что не разбирает моих слов?
Я был взбешен. Закхер игнорировал все мои попытки достучаться до него или же нет?… Я попытался снова сказать что-нибудь. Собственная речь казалось мне привычной и понятной, но почему Закхер отказывался понимать меня? А может то, что я произношу членораздельные звуки, мне только казалось? Или же Закхер, всё-таки нарочно делал вид, что не понимает моих слов?…
Ответы на свои вопросы я получил неожиданно, когда Закхер, покрутив перед своим носом, осторожно опустил меня. Я оказался в небольшом вольере. Тут, подобно мне, поджав под себя длинные лапы, сидело несколько жаб. Я закричал профессору: «Убери меня отсюда!», но лягушки своим кваканьем заглушили мой голос. Собственная речь… Она казалось мне вполне понятной, жалкие же звуки, издаваемые моими нынешними соседями, доказывали, что среди них только я человек. Говорить они не умели, слов не знали. Лягушки меня обступили. Они явно хотели мне что-то сказать. Подружиться?… Кем стал я? Одинокая муха пролетела над моей головой, длинным языком я тут же положил её в рот. Я был поражен. Это были автоматические, неконтролируемые движения. Жабы рядом обиженно смотрели на меня. Жалуясь друг другу из-за отнятой мною добычи, они подняли шум. Их галдеж прекратился только после того, как огромная рука Закхера запустила к нам новый корм.
Букашки кружились по вольеру, бились о стенки. Подозревал ли кто-то из них, что обречен?
Видел ли кто-нибудь узкую щель между рамой и сеткой? Через неё ведь можно было улететь.
Неуклюжа прыгая на своих длинных лапах я, вместе со всеми, лакомился разлетевшимися по вольеру насекомыми. Неведомым образом осязаемые мною задолго до своего приближения, они ловко захватывались моим вышедшим из под контроля языком. Я ел. Я хотел остановиться, прекратить этот омерзительный процесс, но всё моё существо повиновалось уже иным, неподвластным мне инстинктам.
Нынешнее тело полностью определяло моё поведение. Это был регресс.
Он был уже необратим.
Подобно остальным жабам я сидел сейчас на пузе, довольно вторя всеобщему кваканью, как вдруг почувствовал, что со мной что-то стало происходить. Тело моё резко уменьшалось в размерах, ноги укоротились, по бокам, сквозь отвердевшую кожу прорезалась пара новых ног. Глаза стали огромными, они буквально заполнили собою всё моё лицо. Моё зрение стало настолько острым, что я различал теперь любую, даже самую ничтожную деталь. С удивлением я рассматривал сейчас материал сетки вольера, царапинки на его металлическом каркасе, пылинки в воздухе вокруг…
А тем временем что-то неимоверно громадное, скользкое подбиралось ко мне. Невообразимая зеленая масса накатывалась сверху. Эта живая, пульсирующая глыба готова была раздавить меня, я не выдержал и взмыл ввысь. У меня теперь были крылья. Быстрый старт, неожиданный взлет. Мерзкая зеленая куча, чуть было не придавившая меня, осталась далеко позади. Она оказалось одной из тех самых жаб, которые совсем недавно были моими соседями. Рассекая воздух, я несся вперед. С легкостью прошмыгнув в примеченную ранее щель, я вырвался на свободу. Подо мной осталось душное пространство, вольер, разинувший рот Закхер. Фантастика! Это был мой первый, никем не контролируемый полет. Впервые я сам по себе двигался в воздухе. Свобода! Безрассудный опыт Закхера подарил мне нечто – свободу! Мне казалось, что теперь мне принадлежит весь мир… Никакие запреты, никакие законы больше не имели надо мной власти. В любой момент, взмахнув крыльями, я мог просто улететь. Я мог покинуть то место, где мне не нравилось и направиться туда, где, возможно, обитало счастье. Сев на плечо Закхеру я принялся размышлять. Сейчас я был размером не больше обычной мухи, одной из тех, которых Закхер, заперев в банке, пускал потом на корм, однако мой разум вопреки всему был прежним. Я помнил закон Мелинга, формулу Больмаца и «е = mc2». Все мои знания оставались при мне…