Регрессор
Шрифт:
— Все-таки зря вы не закончили образование, Серт. Знания — это ведь не бесполезный балласт в голове. Это обобщенный опыт всей нашей цивилизации. Летопись взлетов и падения, блестящих идей и глупейших ошибок! Вот взять, к примеру, историю. Многие мои коллеги, считают ее лженаукой. Особенно в этом преуспели адепты точных дисциплин, таких как математика, физика и химия. Они говорят: ну что может быть важного в изучении руин и артефактов ушедших эпох? Что это даст нам для развития сегодня? Как знание о прошлом может помочь в изучении будущего?
Едва
— И они сильно ошибаются, скажу я вам! Очень и очень сильно! В прошлом и спрятано будущее. Но не в глиняных черепках или бронзовых клинках. В людях, Серт! В их поступках. В их мотивах. В их поражениях и победах. Изучая историю, мы изучаем себя. Подстилаем солому там, где ждем падения. Усиливаем натиск, зная верность избранного пути. Не скучайте, молодой человек! — Он кашлянул, маскируя смешок. — Я веду к простому выводу. Но сначала — вопрос! Сколько вам известно крестьянских восстаний, которые привели к достижению поставленных целей?
Я задумался. Терри был прав. В том, что историю я изучал мало. Практически не изучал. И относился к ней именно так, как он и сказал. С легким пренебрежением. Я не знал имен древних полководцев, не смог бы назвать ни одной даты из событий прошлого. В голове у меня были только общие сведения, не более того. Да и те были настолько плотно переплетены со сказаниями и притчами из священных текстов, коими нас усердно пичкали в реальной гимназии, что отличить одно от другого почти не представлялось возможным.
— Я не знаю. — признал я.
— Ни одного! — профессор подскочил. — Ни одного, Серт! Это утопия! Невозможно изменить существующий порядок, подняв плохо вооруженную и необученную армию и бросить ее на сытых и опытных вояк. Да, на первых порах, успехи возможны. Но только на первых порах. Потом в рядах восставших неизбежно обнаруживается раскол, поскольку каждый из них имеет свое понимание целей восстания. И либо единый фронт этой крестьянской армии распадается на несколько очагов, либо одни лидеры предают других. Итог один: правительственные войска развешивают мятежников на деревьях, а зачинщиков везут на казнь в столицу.
— Вы ведете к тому, что у нас нет шансов?
Ученый воздел руки над головой, возмущаясь моей непонятливостью.
— Вовсе нет! Чем вы слушаете? Я веду к тому, что восстания, берущее начало с низов общества, обречено. Нет согласованности в целях, нет материально-технического обеспечения, отсутствует теория и практика. А вот мятежи, возникающие в верхних слоях общества, иначе именуемые дворцовыми переворотами, имеют прекрасные шансы на успешную реализацию!
— И ничего не меняют для страны и народа! — Я фыркнул.
— Согласен. Потому как происходит лишь смена элит. Одна группа меняется на другую. И, простите за тавтологию, ничего не меняет, кроме круга лиц у кормушки.
— Тогда зачем вы все это рассказываете? Теорию заговоров и переворотов я и так понимаю.
— Затем, мой скептически настроенный друг, что в нашем случае имеется существенное отличие от вышеприведенных примеров. Мы с вами — не элита этого города. Пришлые чужаки, пользующиеся расположением одного из членов этой элиты. Но мы можем стать элитой.
— Как? Перебив эту?
— Ну, если все так упростить — да. Но вы же понимаете, что все на несколько порядков сложнее?
Честно говоря — не очень я понимал сути замысла ученого. И он, не видя во мне воодушевления, вздохнул и стал рассказывать свой план.
Начал он с нашего хозяина, данга Гема. Изложение Александром плана больше походило на вытягивание студента на экзамене, по предмету которого он не знает. И состояло из наводящих вопросов и поправок к моим ответам. Мне это не очень нравилось, но я решил засунуть свое недовольство куда подальше. Слишком, как выясняется, я нуждался в помощи профессора. А его манера говорить? Ну, бывает. Привычка. Или, как он сам выразился, “профессиональная деформация”.
Начал он с такого вопроса — зачем бы дангу привечать у себя чужаков? Обладающих редким оружием и еще более редкими знаниями? Интересно, ответил я. И для усиления своих позиций, добавил подумав. Ученый кивнул и продолжил “допрос”: а зачем человеку усиливать свои позиции? Я фыркнул и сообщил, что такова природа всех власть имущих. Либо он слаб и хочет возвыситься, либо силен и жаждет подняться еще выше. Только за этим. На общее благо аристократия не работает. С этим утверждением Терри согласился, добавив, что не стоит всех мерить одной меркой.
— Но — да! Совершенно верно! Мы используем его жажду власти, чтобы эту самую власть у него перехватить!
— С этого места, профессор, поподробнее. Для слушателей реальной гимназии, а не для ваших коллег! — попросил я.
Города, по словам Терри, находились в состоянии вооруженного нейтралитета друг с другом, нарушаемого раз или два в поколение. Они торговали, объединяли флоты против пиратов, даже один раз выступили совместным фронтом против захватчиков с архипелага Тотемов. Но каждый глава города спал и видел, как он усаживает свою задницу на трон двух, а лучше, всех шести городов Зеленого берега. Но сделать этого не мог, ведь для захвата даже одного соседа, требовалось объединить усилия оставшихся пяти. И, даже если бы это произошло, как потом делить добычу и власть над захваченным городом?
А ресурсы — штука конечная. В отличие от амбиций людей. И выходило, что эта местная стагнация в развитии связана не с характером аборигенов, а с самим образом жизни. Экспансия на архипелаг слишком сложна по той же причине, что и захват соседей, расширение зоны влияния возможно только в глубину материка. Но и это слишком рискованно, поскольку новое поселение вдали от городских стен, обречено на уничтожение. Вот и выходило, что каждое поколение жителей Тинджи, да и любого города на побережье, повторяло жизненный путь своих предков. Без малейшей возможности это изменить.