Реи?с
Шрифт:
Еще раз просчитал все – и снова сошлось, как ни крути. Да и ребята условный знак дали – пуск успешный, задание выполнено. Назад дороги нет. Куда бежать? Не просидит же он у Лиды на даче до конца жизни? К Тане в Литву? Литва – заграница. У него отродясь заграничного паспорта не было. Ищут его, поди. Найдут и придушат. Удавят, отравят, пристрелят, как собаку…
Горовой громко застонал, сжав кулаки. Зашел в дом. Нашел в куртке кошелек, стал пересчитывать деньги, выронил кошелек. Из него выпали разные дисконтные карточки. Прачечная какая-то, «Диана». «Ветерок». «Перекресток». Кому теперь все это нужно? А вот и визитка чья-то. Поднимая, машинально прочел: «Алла Островская, специальный корреспондент “Новой газеты” в Курске». Кто такая?..
Горовой постучал по карточке пальцами. Вновь поднес к глазам. Имейл. Два мобильных. Надел куртку и сунул ее в карман. Зубы не чистил, просто прополоскал рот вчерашним чаем. Зажевал позеленевшим куском лимона оттуда же. Открыл шкаф, пошуровал на верхней полке, нашел какую-то старую белую панаму, Лидиного папы еще. Она ее не выбрасывала, на огороде в ней на солнце трудилась. Еще нашел там зеленую жестяную коробку от виски. Он как-то сам ее приносил. Название замысловатое, хрен прочтешь. Сам и выпил. А коробку Лида приспособила. Открыл, а там – нитки разноцветные всякие в катушечках и мотках. Вытащил все. Достал из-под кровати пистолет с магазинами. Аккуратно уложил в коробку. Все влезло. Нашел на кухне изоленту, перемотал коробку, засунул в два пластиковых пакета, взял лопату и закопал в саду, все время оглядываясь, вдруг кто увидит. Никого вокруг не обнаружилось. Сверху куском дерна с травой и одуванчиками прикрыл. Рядом с забором, у компостной ямы вырезал. Ногой края разгладил. Вроде в глаза не бросается. Вернулся на кухню. В зеркале над умывальником увидел свое небритое, опухшее лицо с глазами в красных прожилках, натянул панаму и вышел, забыв запереть дом.
Час спустя, уже в Курске у вокзала Горовой, поторговавшись с цыганом с золотыми зубами, купил у того левую симку. Вытащил Лидину, вставил новую, достал визитку журналистки и набрал первый мобильный. Абонент недоступен. Набрал второй. Ответил приятный, грудной женский голос. Не раздумывая долго, Горовой представился. Островская резко прервала его на полуслове:
– Георгий Михайлович, где вы сейчас находитесь?
– У вокзала, – ответил еще больше озадаченный Горовой.
– Никуда не уходите! Ни с кем не разговаривайте! – голос у журналистки был тревожный. – Я сейчас подъеду. Оранжевая «Таврия». Через шесть минут буду. Ради бога, оставайтесь на месте!
Островская промотала назад видеозапись недавних новостей. Во весь экран портрет Горового и текст: «Сегодня рано утром возле своего дома неизвестными был предположительно похищен командир воинской части, подполковник Горовой Георгий Михайлович. Может быть одет в гражданскую одежду. Всем, имеющим какую-либо информацию о местонахождении подполковника Горового, просьба немедленно сообщить по телефонам Облотдела внутренних дел». Далее перечислялось три телефонных номера, два из которых были хорошо известны журналистке. Они принадлежали местному управлению ФСБ.
В сестринской, где на холодильнике стоял телевизор, на последних словах новостей у Лиды из рук выпал бутерброд с колбасой. Она даже не подняла его. Вышла из комнаты. Обеденный перерыв продолжался, медсестрички досматривали новости. Лида вышла на улицу. Набрала номер Жоры. Телефон отключен. Лида позвонила еще раз и еще, затем неуверенной походкой двинулась к шлагбауму у ворот. Выйдя за ворота, Лида перешла улицу, подошла к дверям районного отдела полиции, вновь набрала номер. Не дозвонившись, убрала телефон в карман халата, который забыла снять, выходя из больницы, пропустила двух напомаженных,
Донецк. Август
Алехина на мгновение ослепила вспышка, отразившаяся в зеркале заднего вида. Взрывов было три. Третий самый мощный. Сначала на воздух взлетели колонки, затем бензохранилище. Взрывной волной машину дернуло, и руль у него в руках повело.
Липа наклонилась вперед, закрыла голову руками и заскулила в такт ухабам, на которых трясся и дергался «Патриот». Алехин не наращивал скорость, но и не тормозил, пока кровь из ранки над бровью, которая образовалась еще при взрыве гранаты, не залила ему глаза. Он понимал, что рана пустяковая. Боли не было. Но видеть он уже ничего не мог и остановил машину посреди дороги, включив аварийку. Липа подняла голову, увидела в водительском зеркале, что все лицо ее спасителя было в крови, и вновь заверещала.
Алехин вышел из машины. С полкилометра позади бензозаправка трещала огнем, как колонна физкультурников – знаменами на параде. Ветер с пожарища дул в их сторону, и небо над ними уже застилала пелена черного, свистящего дыма. Немногочисленные прохожие разбегались в разные стороны. Несколько военных, сопровождаемые горсткой мальчишек, бежали в сторону пожара. Навстречу им из-за поворота выскакивали удирающие от войны бродячие собаки и уличные кошки.
Алехин достал из заднего кармана брюк платок. Вытер лицо. Протер глаза. Кровь продолжала сочиться откуда-то со лба. Он ощупал лоб и обнаружил неглубокую, но длинную рану над правой бровью рядом с переносицей.
«Зацепило чем-то, – подумал он. – Хорошо, голову не оторвало».
Липа вышла из машины, подошла к Алехину, оглянувшись пару раз в сторону пожара. Коленки у нее были ободраны и кровоточили. Алехин открыл багажник, из своего рюкзака достал аптечку, быстро отыскал в ней рулон ваты, пузырек с перекисью и тюбик с бетадином. Отщипнул ваты, обмакнул ее в шипящую жидкость и протянул Липе:
– На, протри коленки. Потом бетадином помажем, чтобы болячки не загноились.
– Это что-то типа йода, – ответила она, приходя в себя. – Я знаю. Нет, йодом не надо. Он щиплет и некрасиво. И маникюр весь измалюю.
Липа покрутила руками у себя перед лицом. Ладони тоже были ободраны и саднили.
Алехин рассмеялся, глядя на ее длинные ногти с пурпурным маникюром. Липа взяла у него ватку, быстро протерла себе обе ладони, взвизгнув пару раз. Потом протерла коленки.
– Теперь болячки некрасивые останутся, – сказала она, порылась в аптечке и отыскала в ней упаковочку мозольного лейкопластыря. Другого не было.
Пока мимо них, на скорости объезжая «Патриот» прямо по тротуару, дребезжа железом, без сирены, громыхала пожарная машина, Липа отвела руку Алехина и осмотрела его лоб. Рана оказалась не глубокой. Она взяла еще кусочек ваты, осторожно кончиками пальцев, стараясь не повредить маникюр, обмакнула в перекись и аккуратно прижала к его ране. Подержала в таком положении некоторое время, другой рукой поправляя ему прическу. Отняла ватку, выпятила губы, подула на рану, приложила ватку вновь, крепко прижала, отняла и одним умелым движением заклеила рану пластырем.
– У вас телефон есть? – спросила она.
– Есть, – Алехин достал телефон, посмотрел на экран. – Сигнала, правда, нет. Симка ростовская.
– Странно, – Липа окончательно пришла в себя. – Должна ростовская здесь работать. Но тут, в Донецке, сейчас такая хренотень с сигналом…
Айфон Липы остался лежать на заправке. Возвращаться за ним не было смысла. Наверняка сгорел.
– Куда едем? – спросил Алехин. – Подвезу. Но я в Донецке впервые. Дороги не знаю.
– А куда вам надо? – Липа говорила на суржике, окая и гэкая.