Река меж зеленых холмов

Лотош Евгений

– Таким образом, - Верховный Князь снова неторопливо пошел вокруг стола, - мы фактически получили международную ноту протеста, хотя и закамуфлированную под извинения. Тот факт, что Республика Сураграш пока что не признана нами официально, ничего не меняет. Рыцарь Белый Пик, мне помнится, что в самом начале конфликта я лично озвучил перед Генеральным штабом приказ ни при каких обстоятельствах не вторгаться на территорию, которую правительство Панариши и Мураций считает своей, не поддаваться ни на какие провокации, если таковые случатся, а также ни при каких - подчеркиваю, ни при каких!
– обстоятельствах не атаковать позиции сураграшского ополчения и не провоцировать их

на ответные действия иными способами. Надо полагать, ты забыл данный приказ? Или ты полагаешь, что мои указания не являются для тебя обязательными к исполнению?

Он остановился рядом с начальником Генштаба, и тот начал медленно подниматься, тяжело опираясь на стол.

– Повелитель, - прохрипел он, оттягивая пальцем воротник кителя, - по всей видимости, меня ввели в заблуждение мои подчиненные. Виновных выявят и строго накажут…

– Безусловно, - перебил его Тайлаш.
– Выявят и накажут. Только, боюсь, без твоего участия. Оой-граф оой-генерал Белый Пик, нашим приказом как Верховного главнокомандующего ты освобожден от должности начиная с сего момента. Как твой сюзерен мы приказываем тебе вернуться в родовое имение и не покидать его без получения нашего явного разрешения. Временно исполняющим обязанности начальника Генштаба до утверждения его Советом регентов и министром обороны назначается командующий ракетными войсками граф оой-генерал Моторой Диколесье.

– Ты не можешь… - теперь Белый Пик почти рычал.

– Что?
– изумленно переспросил его Верховный Князь.
– Рыцарь Белый Пик, мне послышалось, или ты и в самом деле пытаешься открыто призывать к неповиновению?

По углам конференц-зала синхронно шевельнулись его доселе незаметные телохранители.

– Нет, Повелитель, - оой-граф обмяк.
– Слушаю и повинуюсь, Повелитель.

– Очень правильно, - одобрил его Тайлаш.
– Кстати, твой допуск к гостайне тоже отозван. Прошу немедленно покинуть помещение, у тебя больше нет права здесь находиться. Топтобой, передай охране, чтобы рыцаря Белого Пика вывели с территории немедленно. И пошли своего человека проконтролировать.

– Да, Повелитель, - почти прошептал оой-граф. Пока он, словно побитая собака, в сопровождении одного из телохранителей Тайлаша плелся к выходу из конференц-зала, его провожало полтора десятка взглядов - ошеломленные и испуганные, а некоторые откровенно торжествующие и злорадные.

– А теперь, - когда за ним захлопнулась тяжелая дверь, сказал Верховный Князь, - я хочу услышать, что рыцарь Диколесье думает о сложившейся в Чукамбе ситуации и путях ее разрешения.

21.07.858, огнедень. Северо-западный Граш, город Тахтахан

Мужчин Суэлла ненавидела. Она не слишком-то любила их еще до того, как оказалась в этом проклятом всеми богами месте, но здесь… Если бы она могла, она не задумываясь истребила бы всех, у кого между ногами болталось их неоценимое, как им казалось, сокровище.

Она молча сидела на краю застеленной кровати и ждала. Мужчина, вошедший в душную комнату с крохотными окнами, плотно закрыл за собой дверь, задвинул засов и остановился, ее разглядывая. Суэлла, как и положено правильно воспитанной шлюхе, уставилась в пол. Да и что на него смотреть в быстро сгущающемся вечернем сумраке? Все равно толком не разглядишь. Третий за сегодня. Сколько их побывало в ее койке за год непрекращающегося кошмара - полтысячи? Тысяча? Она не считала. Не меньше двоих ежедневно, если не считать нечистых дней. Зачастую - трое. Иногда - пятеро или шестеро. Высокие и низкие, толстые и

худые, мускулистые и жирные, бородатые и гладко выбритые, они всегда интересовались ей только с одной точки зрения: своей похоти. Хорошо хоть мало кого из них хватало дольше, чем на пять минут сопения. Потом очередной вонючий самец засыпал, и она могла отдохнуть, неподвижно уставившись в потолок и безнадежно мечтая о смерти.

Нельзя. За ее сопротивление, тем паче - освобождение, заплатят своими жизнями двое других - да и куда ей бежать, навек опозоренной? Никакая сила, сокрытая в ее манипуляторах, не спасет ее от бесчестия. А за свободу в смерти - умрут еще пятеро. У нее не остается другого выхода, кроме как терпеть и ждать, когда ее, наконец, сочтут слишком изношенной для работы.

– Как тебя зовут?
– нарушил молчание мужчина.

Суэлла медленно подняла взгляд.

– Как тебя зовут, девочка?
– повторил он.

– Никак, господин. Как тебе угодно. Зови меня любым именем.

– Вот, значит, как?
– прищурился мужчина.
– Любым? Семью позорить не хочешь?

Суэлла промолчала.

– И все-таки - как мне тебя называть? "Эй, ты"?

– Как тебе угодно, момбацу сан, - почти прошептала Суэлла, снова опустив взгляд.
– Я откликаюсь на любое имя. Как я могу услужить тебе?

Нотки ненависти все-таки прорвались в ее голосе, и мужчина их расслышал. Он в два шага пересек каморку и ухватил ее за плечо. Она заставила себя закаменеть и скрутить манипуляторы в тугие клубки, чтобы ненароком не хлестнуть его. Сейчас он ее ударит.

– Гордая, - удивленно констатировал он.
– Ну и ну! Да, гордячка, точно. Редкая птица в таком месте. Как же тебя угораздило?..

Он опустился рядом с Суэллой на кровать и устало потер ладонями лицо. От него пахло потом - несильно, еле слышно. Похоже, он относился к тем редким экземплярам, что давали себе труд мыться хотя бы раз в неделю. Ну, хоть за то спасибо. Когда тебя трахают, глаза можно зажмурить, но нос не зажмешь. Вонючек она поубивала бы в первую очередь.

– Ладно, вояка без сабли, - наконец сказал мужчина.
– Можешь ты мне услужить. Спать я хочу. Трое суток без сна, глаза слипаются. Сейчас я лягу и захраплю. Твое дело не мешать до утра. Застучит кто в дверь - гони в три шеи. Ясно, бой-баба?

Бой-баба? Неужели в темноте он сумел разглядеть, что она тарсачка? Или просто ляпнул? Как давно она не слышала этой презрительной клички! Год назад за такие слова она могла изувечить на месте, и любая сестра с ней согласилась бы не раздумывая. Но теперь… Она отдала бы все, кроме чести, лишь бы ей не могли бросить в лицо ничего более обидного! Только теперь у нее и чести-то нет.

– Так ясно или нет?
– переспросил мужчина.
– Или говорить разучилась?

– Мужчины приходят ко мне не за тем, чтобы спать, - она наконец-то решила вглядеться в него повнимательнее, но в мраке комнаты смогла разглядеть лишь длинные залысины, крупный горбатый нос и густую бороду с обильной проседью.

– Если попробуешь сказать, что я не мужчина, язык выдерну, - пообещал гость.
– Но я пришел отоспаться. Хочешь, спи сама, не хочешь, сиди как дура на полу всю ночь. Разбудишь перед рассветом.

Он сбросил с ног гунки и не раздеваясь завалился на грязную постель к стене. Через минуту он действительно уже храпел - не слишком громко, с легким присвистом. Суэлла недоуменно смотрела на него через плечо. Он что, заплатил деньги только за то, чтобы вот так заснуть? Он дурак?

Впрочем, ей так лучше. Если хочет, пусть храпит. А утром он исчезнет, а она останется здесь. И снова бесконечной чередой пойдут ненавистные мужики.