Река Мира
Шрифт:
Серега достал из кармана рубашки маленькую белую флешку и воткнул ее в магнитолу.
– Вот, послушай. Эту песню любила моя жена. Вслушайся в слова, они очень мудрые, как раз для твоего теперешнего состояния размазни, – Серега помолчал, потом добавил более тихо, – когда Наташки не стало, я эту песню слушал без остановки, до тех пор, пока плеер не сломался. Зато слова
Серега нажал кнопку "плей" и кабину наполнила музыка. На первых же нотах Мира побледнела, отвернулась к окну. Это была ее музыка, ее собственная песня, ее слова и ноты, написанные еще в юности…
"В тебе целый мир, и если вокруг все разрушилось, умерло, сумей сохранить его…"
***
– Ты должна была подготовить свой диск с фонограммой дома. Ты что, думаешь, это наша забота – готовить конкурсантов? Наша забота – судить, – кричит на Миру из зрительного зала маленькая, ярко-накрашенная женщина с короткими обесцвеченными волосами.
Мира держит микрофон в дрожащей руке. Почему-то ей никто не сказал, что с собой на конкурс нужно привозить диск с фонограммой. И что теперь?
– Что теперь? – женщина с обесцвеченными волосами округляет глаза, – Ты меня спрашиваешь, что теперь? Нет, вы только подумайте. Едут из своих деревень. Сами не знают, зачем едут.
Мира кладёт микрофон прямо на пол и уходит со сцены. Меньше всего её волнует сейчас то, что о ней подумают. Слезы клокочут где-то в горле, застилают солёной водой глаза. Мира идёт практически на ощупь.
Закулисье во Дворце Культуры огромное – целый мир, не как в ДК в ее поселке, где не развернуться. Мира находит укромный уголок, садится и закрывает лицо руками.
Она не привезла с собой диск с фонограммой! Это означает лишь одно – она не будет участвовать в конкурсе. Не будет петь. Нет, это невозможно. Просто невозможно. Мира рыдает и утирает глаза концом лёгкого розового шарфика. Маминого шарфика…
– Эй, ты что, новые декорации решила залить своими слезами? – грубый мужской голос звучит совсем рядом с ней.
Мира вздрагивает, замолкает. Вытерев лицо шарфом, поворачивается к мужчине, который строго смотрит на неё. У него длинные тёмные волосы, собранные в хвост, трехдневная щетина и чёрные глаза.
– Простите…
– Простите? А ну вставай и топай в зрительный зал. Все ждут своей очереди там. А ты что, избранная, что ли?
И тут Мира не выдерживает. То ли от волнения, то ли от расстройства в груди у неё поднимается волна отчаянного возмущения. Поднявшись, она сжимает кулаки и начинает кричать на своего обидчика:
– Да что вы тут все такие злые и невоспитанные в этом вашем городе? Кто вам дал право так разговаривать с людьми. Пусть я младше вас, пусть я приехала из маленького посёлка, пусть я совсем одна и некому тут за меня заступиться, но это не даёт вам право говорить со мной, как с человеком второго сорта! Кто знает, может, я лучше всех вас вместе взятых! Катитесь вы к черту со своим конкурсом!
Мира, запыхавшаяся, с опухшим, пурпурно-красным лицом, вдруг чувствует, что оглохла – шум в голове пульсирует и мешает слышать звуки. Она делает несколько шагов, ей хочется поскорее уйти из этого ужасного места. Но ноги её не слушаются, подкашиваются, и она, теряя сознание, падает на пол, понимая за пару секунд до темноты, что роняет новые декорации, за которые только что получила нагоняй.
***
– Очнулась? А мы уже скорую вызвали.
Мира садится. Её уложили на диван в просторном кабинете, плотно заставленном музыкальными инструментами. Над ней стоят злой черноглазый мужчина и женщина с обесцвеченными волосами.
– Я… Гм… Простите, – наконец, произносит Мира, – перенервничала, давление поднялось. Отмените скорую, не надо врачей, у меня уже все в порядке. Я сейчас уйду.
Мира встаёт, одергивает платье, поправляет на шее шарф, берет свой рюкзак и направляется к выходу.
– Постой, – говорит мужчина с чёрными глазами, и голос его сейчас совсем другой, мягкий, низкий, в нем нет и следа былой грубости, – расскажи, почему ревела за кулисами? Что у тебя, случилось?
Конец ознакомительного фрагмента.