Река Мира
Шрифт:
Мама в последнее время сильно похорошела от его мужского внимания. Мы с Алисой с удивлением и заговорщическими улыбочками наблюдали за тем, как отец игриво щиплет маму за зад, а она хихикает и краснеет, словно девчонка.
Но выясняли отношения они по-прежнему громко и экспрессивно. Наши соседи, наверняка, знали о том, что Вася опять потратил последние деньги на свои чертовы краски, а Марина поломала ему за это мольберт. В этом плане все было, как обычно: художник и жена художника. Небо и земля.
Отец мне говорил, когда мы рисовали
– Он будет рвать твои эскизы и выбрасывать краски в окно. И твое сердце, Ася, будет каждый раз разбиваться от горя. Потому что каждый эскиз – это твоя маленькая жизнь.
– Ох, нет, папа. Тогда я вырасту и выберу себе нормального мужчину. Художника. Как ты, – отвечала я.
– Нет, Деревце. Не выбирай, пожалуйста, художника. Выбирай любого другого. Просто прячь от него свое искусство подальше, чтобы ему было спокойнее, – сказал грустно отец, – И жалей его, береги. Потому что человек, влюбленный в художника, всегда оказывается несчастным, третьим в любовном треугольнике.
– В каком еще треугольнике? – удивленно спросила я.
– Ох, деревце… Скоро ты поймешь, что, несмотря ни на что, самая большая любовь в жизни художника – это его творчество…
***
В тот августовский день (кажется, это был понедельник), мы должны были вечером поехать в кино. Наша семья сейчас сильно напоминала обычную семью. Мы даже иногда гуляли вчетвером по воскресеньям, обрастали традициями, так сказать. Правда, гуляли мы до магазина и обратно, но и это уже был прогресс.
В тот понедельник с самого утра мы с Алисой жили ощущением вечера. У нас были каникулы, до начала учебы оставалась еще целая неделя. Мне было так хорошо и спокойно на душе, что жизнь казалась раем.
А потом рай закончился, потому что у меня резко поднялась температура. Меня уложили в постель, заставили выпить лекарство. Весь день я лежала и смотрела, как по стенам над моей кроватью ползут ивовые ветви, сплетая причудливый узор.
Я почти не шевелилась, и лицо мое было грустным и несчастным, но это не подействовало ни на Алису, ни на маму с папой. Он собрались и уехали в кино без меня, оставив меня на попечение соседки тети Наташи, которая заходила ко мне каждые двадцать минут.
Перед тем, как выйти вслед за мамой и Алисой, отец заглянул ко мне в комнату, присел на край кровати, поцеловал меня в лоб и сказал:
– Не скучай без меня, деревце.
Какое-то странное чувство осело в груди после того, как он, подмигнув мне напоследок, вышел из комнаты.
Время в одиночестве тянулось долго. Сначала я смотрела телевизор в комнате родителей, обнимая Маркиза, который лежал рядом со мной. Я всегда разрешала ему спать со мной, когда никого не было дома. А потом фильм по телевизору закончился, я встала и подошла к окну.
На улице уже было темно. Я закрыла глаза, пытаясь понять, где темнота сильнее: на улице или внутри меня. И тут словно большое огненное колесо прокатилось перед моими глазами. Я часто заморгала, испугавшись этого ощущения. На улице было все так же темно и тихо, и меня охватила паника. Я отошла от окна, отдышалась, села на стул. Что это было?
Примерно через час ко мне зашла соседка тетя Наташа, бледная и взволнованная, и сообщила, что произошло большое несчастье – моя семья попала в аварию.
Сердце мое на этих словах остановилось, я больше не ощущала себя живой… А тетя Наташа, как назло, тянула время.
– Марина и Алиса сейчас в больнице, они живы, а вот папа твой… – соседка прижала к глазам белый кружевной платочек, – папа твой не выжил, погиб…
Я осела на пол и закрыла лицо руками. Тетя Наташа что-то говорила, Маркиз лизал мои руки и волосы, на заднем фоне из телевизора играла индийская музыка, из открытой форточки доносилась сирена скорой помощи.
Вся эта какофония звуков была невыносимо раздражающей, я подняла лицо кверху и закричала что было сил. Крик мой огромным стеклянным шаром стукнулся об потолок и разбился, посыпался на меня мелкими, колючими осколками…
***
После возвращения мамы и Алисы наша жизнь стала совсем другой. Поначалу было очень сложно, как будто из нашей семьи ушел не только отец, но и ее душа, основа.
Мы втроем сначала сидели по разным комнатам, переживая в себе все случившееся. Так прошло много дней. Но однажды мы с Алисой легли в мамину кровать и обняли ее с обеих сторон. С тех пор мы стали делать так постоянно.
Слушая, как мама тихо плачет, мы тоже начинали плакать. А потом, в один из таких вечеров, мама вылезла из кровати и, вытерев ладонями слезы, подошла к окну и отдернула легкую занавеску. Мы с Алисой с удивлением смотрели, как она неуклюже забирается на подоконник.
Сердце у меня бешено заколотилось в груди. Нехорошее предчувствие комом подкатило к горлу.
– Мам? – неуверенно позвала я.
Она обернулась и неожиданно широко улыбнулась нам с Алисой.
– Ну что, девочки. Где там наши звезды, помните?
Я вылезла из-под одеяла и забралась на подоконник рядом с мамой, Алиса подвинула стул к окну и села на него, щурясь и всматриваясь в ночное небо. Звезд не было, плотные темно-серые осенние облака застилали все вокруг, не давая нам ни единого шанса разглядеть хотя бы одну звезду.
– Я не вижу, но знаю, что они где-то там, за тучами, – сказала Алиса.
Мама поцеловала нас с Алисой по очереди – сначала ее, потом меня.
– Все правильно Вася говорил нам тогда. Главное, что мы вместе. Все остальное неважно… Помните, как мы тогда лежали на снегу перед новым годом? У Аси на следующий день горло заболело, я тогда на Васю из-за этого ругалась, – мама грустно улыбнулась.
И мы начали наперебой рассказывать друг другу свои важные, добрые и забавные воспоминания, связанные с отцом. Легли спать уже под утро…