Река сокровищ

Керш Джералд Фрэнк

Но при свете факелов различил на берегу знакомые тюки.

– Дабы избавить гребцов от лишних усилий, - сказал вождь, - я повелел разгрузить твои каноэ. Зла я тебе не желаю, но ступай-ка подобру-поздорову туда, откуда явился. Полно, ты ведь уедешь не с пустыми руками. Возьми столько самородков, сколько захватишь в две горсти, и иди с миром. Ты перехитрил сам себя. За мыслящий орех я бы отдал тебе алмаз и сделал бы это с радостью, ибо одно другого стоит. Но нет, ты решил сжульничать, ничего не дать взамен, сыграть наверняка. В нашем мире ни на что нельзя рассчитывать

наверняка.

Я протянул вождю револьвер:

– А за него что дашь?

– Пожалуй, две двойные пригоршни золота.

– Может быть, три?

– Если сперва позволишь мне выстрелить.

Я позволил. Вождь пальнул куда-то во тьму. Я отнял у него револьвер и сказал:

– Золото вперед.

Подойдя к реке, я взял на себя труд заполнить ствол оружия пригоршней глины. Она ведь, засохнув, становится твердой как кирпич. Старому плуту недолго останется играть в тикток.

Предавая земле прах мыслящего ореха, я испытал жутковатое чувство, будто хороню самого себя. Да, золото и драгоценные камни - дело наживное, а вот такого ореха у меня уж не будет никогда.

Добрался я с грехом пополам до океанского побережья и сел на крупный грузопассажирский пароход, который доставил меня в Тампу, штат Флорида. В силу разнообразнейших обстоятельств у меня, когда я сошел на берег, оставалось лишь несколько самородков, и с тех пор я их берегу как... ну, не знаю, назовем это сувенирами. Вы были ко мне чрезвычайно добры. Разрешите подарить вам малюсенький самородочек... и мне пора.

Он бросил на влажный столик тяжелую лепешечку. Величиной лепешечка была с горошину, но непередаваемой формы или, вернее, бесформия. Очевидно, прошла огонь и воду.

– Закажите себе булавку для галстука, - посоветовал Пилигрим.

– Да не могу я принять такую ценность!
– вскричал я.
– По крайней мере, я должен вас хоть чем-то отблагодарить.

– Ничего подобного. Мы, англичане, должны горой стоять друг за друга, а я собираюсь в Детройт. Через неделю мой адрес будет "Детройт, лучший отель города, Джону Пилигриму". Если угодно, помогите мне туда добраться, но...

– У меня всего десять долларов, - прервал я, глубоко тронутый печальными глазами Пилигрима.
– Они к вашим услугам.

– Вы крайне любезны. Я их верну вам с лихвой.

– Мне надо идти, - сказал я.

– И мне, - сказал он.

Дивясь причудливым лабиринтам человеческого разума, я прошелся пешком и незаметно для себя очутился на Шестой авеню, близ 46-й Западной стрит; проживающие в том районе умельцы с пожатием плеч и сожалеющей улыбкой так обкорнают вам бриллиант, карат за каратом, что им и владеть-то не захочется, и, покачивая головой, так уничижительно отзовутся о ваших часах, что те сами собой остановятся. Под действием внезапного порыва я вошел в первую лопавшуюся ювелирную лавку и, положив перед владельцем самородок Пилигрима, спросил, сколько можно получить за этот кусочек золота.

– Вы шутите?
– сказал владелец.
– Коли решили меня рассмешить, так лучше уж пощекотали бы. Почем у нас нынче свинец? Фирма "Новинки

Кьюджела" высылает такие штуковины по почте из расчета пятьдесят центов за дюжину. Стало быть, за доллар я вам достану две дюжины. Берется чайная ложечка свинца, плавится и выливается в холодную воду. Можно с чистой совестью дать рекламное объявление: "Двух похожих изделий не будет". Покроете позолотой - вот вам и самородок. Миниатюрный золотой слиток. Нет, серьезно, неужто вы за это деньги платили?

– И да и нет, - ответил я, сунул самородок обратно в карман и повернулся к выходу, но тут владелец лавки остановил меня:

– Погодите, мистер. Удачная подделка, да и позолота мастерская. Может, и стоит дать вам доллар-другой.

– Нет уж, - отказался я, и во мне шевельнулось подозрение. Я стал нежно поглаживать самородок, не вынимая из кармана; на ощупь чувствовалась непередаваемая податливость чистого золота. А что до фокуса с расплавленным свинцом, то, как мне неожиданно вспомнилось, я и сам забавлялся лет тридцать назад, плавил покалеченных игрушечных солдатиков только ради того, чтобы поиграть с огнем. Недавно расплавленный свинец легко узнать на ощупь, у него зазубренные края. А мой самородок стар и пообтерся.

– Возможно, я и ошибся впервые за сорок лет, - сказал владелец. Дайте-ка взгляну еще разок.

Но я ушел оттуда и наведался в другую лавчонку, неподалеку; это было заведение типа комиссионного магазина. В одном окне, под вывеской "Покупаем старинное золото", выставлена мешанина фальшивых украшений, допотопных часовых цепочек, ношеных золотых челюстей и булавок для галстука. В другой витрине аккуратно разложены бриллианты с ярлычками ценников - от двух до пятнадцати тысяч долларов. Здесь у владельца был такой вид, словно он не сегодня-завтра пойдет по миру с сумой.

Я положил перед ним самородок и нагло спросил:

– Сколько дадите?

Он внимательно осмотрел самородок, положил на чашку весов и взвесил, после чего обработал несколькими разными кислотами.

– Червонное золото, - сказал ювелир.
– Откуда оно у вас?

– Друг подарил.

– Жаль, что у меня нет таких друзей.
– И, обращаясь к кому-то в глубине лавки, крикнул: - Ирвин, поди на минуту.

Вышел некто помоложе.

– Что скажешь?

– Золото не африканское, - провозгласил Ирвин.
– И не индийское. И не калифорнийское червонное. Значит, из Южной Америки.

– Умник. Правильно.

– Откуда вы знаете?
– изумился я.

Ювелир пожал плечами.

– По опыту, - сказал он.
– Откуда мы знаем разницу между солью и сахаром? По опыту... Рыночная цена этого самородка составляет около сорока долларов. Я тоже должен заработать на кусок хлеба - даю вам тридцать пять.

– Что-что?

– Тридцать шесть и ни цента более, - сказал ювелир, отсчитывая деньги.
– А если ваш друг еще раз сделает вам такой подарок, приходите опять.

Я взял деньги, остановил такси и помчался обратно, в бар "Мак-Арон". Бармен глазел в потолок.