Река Великая
Шрифт:
На улице, когда за ними закрылась калитка, Иван Сабанеев обернулся к майору:
– Раз они в домах молятся, то где красный угол, иконы?
– И какое отношение это имеет к нашему клиенту?
– А следы шин в Выбутах?
– Ты же слышал, что в магазин ездили.
– Мутные они.
– Своеобразные, – поправил Артем Игоревич.
Иван предложил заглянуть теперь к кому-нибудь из соседей Родичей, но майор ничего не ответил и только устало взмахнул рукой.
Бубня что-то на два разных голоса себе под нос, Златка возится на родительской постели с куклами, которые Святовит
На своей кровати сопит сын Богуслав. Лай со двора заставляет его на миг распахнуть глаза. Не просыпаясь, он переворачивается к стене.
Времени десятый час. Погода безоблачная, от белизны за окном слепит глаза. Мимо избы по снегу в расстегнутой шубе пробежала Любавка и скоро показалась снова, уже вместе с гостем.
Умила положила вышивку на стол:
– Кто там?
– Отец Власий.
– С чего бы?
– Известно, с чего, – проворчал муж.
Гость был одет в поношенную зимнюю рясу-пальто, которую Святовит помнил еще на его предшественнике по приходу отце Фалалее. На голове была овчинная шапка.
Златка отложила деревянные куклы и разглядывала священника.
– Что надо сказать?
– Бог в помощь!
– Во славу Божию, дитя, – улыбнулся гость в ответ.
Отец Власий с хозяином поклонились друг другу и пожали руки. Священник всё не мог отдышаться с дороги, пыхтел как самогонный аппарат, да и запах от него шел такой же. Любава поставила перед ним кружку кваса. Власий осушил ее одним махом. По лбу и щекам, с мороза иссиня-красным, потек похмельный пот.
– Как живы-здоровы?
– Божьей милостью, – ответил Святовит.
Гость на миг обратил взгляд к кровати у окна, где спал Богуслав.
– Что уловы праздничные?
– Бывало и лучше.
Любава появилась из-за печи с кувшином и заново наполнила священнику кружку. Власий отхлебнул большой глоток и поднял взгляд на хозяина:
– Юрка Семенов у нас пропал. Слыхали?
– Как не слыхать? Из уголовного розыска приезжали вчера под ночь, Златку уже спать уложили. Спрашивали всякое. А что мы скажем? Аленку-то, ясно, я с детства знаю, а Юрку встречу где – не узнаю. За всю жизнь пару раз видал. А Божик – так, может, и вовсе ни разу. Сколько Юрка тут прожил? Год?
– Уж третий пошел.
– Время, что вода, течет не замечаешь.
Сквозь сон Богуслав услышал свое имя, отбросил одеяло с лица, перевернулся на спину и захрапел.
– Трое детей осталось у Семеновых, – сказал Власий. – Один постарше, а другие двое – совсем крохи.
– На всё воля Господня, – Святовит осенил себя двуперстным крестом.
– Мне вот какую историю брат Диодор из нашего монастыря поведал. Позапрошлой осенью так же рыбак пропал у них в Красногородске. Тридцать три дня не было. Думали, что утоп. А на тридцать четвертый день он сам явился домой. Бог его знает, где был. Сам то ли не помнит, то ли не говорит. Чуть мое сердце, что и Юрка наш жив, и молюсь, чтобы к семье вернулся.
– Я вместе с вами, отче, буду молиться. Да только обычно находят этакого пропащего в канаве по весне, как снег сойдет, а то и вовсе как в воду канет.
Святой отец ничего не ответил и уставил глаза в кружку с квасом, где еще не улеглись частички хлебной мути.
– Как
– Еще по осени, – Власий поднял растерянный взгляд. – Какими только таблетками его Катерина Ивановна ни пичкает. С печи только поесть слазит. Бог знает, что такое.
– Аптека не на два века. Но что от еды не отказывается, это знак добрый.
– Дай Бог, к весне оклемается. В прошлый год так же было. Да и в позапрошлый. Зиму на печи отлежит, а летом с реки не выгнать. Видать, из-за погоды эта хвороба у него, оттого доктора ничего найти и не могут. А Беляна ваша так одышкой и мается?
– Жабу у ней в груди Невзор обнаружил. Лечит. Выгнать не получится, говорит, возраст уже не тот, но и задавить старуху не даст.
Когда гость начал собираться, Любава с той проворностью, которую позволял ей беременный живот, бросилась к холодильнику. В черный пакет в ее руках сползли две огромные щуки, покрытые кровавой слизью.
– Господи! Куда двух! Одну хоть обратно вытащи!
– С хозяйкой поделитесь, – указал глава семейства, поднявшийся проводить Власия. – Внука она так и нянчит одна?
– И до самой армии, видать, нянчить будет, – вздохнул священник. – Лишили дочку родительских прав, а зятек опять в каталажке. Никитка из-за этих треволнений второй месяц от простуды поправиться не может. Сама Валентина Ерофеевна тоже переживает. Участковый Дим Саныч при мне приходил, уголовкой пугал за самогоноварение. А если аппарат отберут, куда идти? На одну пенсию вдвоем с ребенком нынче не проживешь.
После долгой борьбы пакет с рыбой остался у священника. Любава подала ему шапку, которую Власий нахлобучил свободной рукой и провозгласил:
– Храм мой для вас всегда открыт! – И добавил уже не торжественным, а обычным своим негромким голосом: – Ну а закрыт ежели, то к Валентине Ерофеевне стучитесь, пошли ей Господь здоровьица.
Перед тем как шагнуть за дверь, он переложил пакет с угощением из правой руки в левую и осенил внутреннее пространство избы щедрым крестом.
Не считая приема пищи, любимым занятием Боцмана было наблюдать за хозяйской работой. Вечером в сочельник он восседал в снегу посреди двора и не спускал глаз с Марии, которая орудовала топором возле дровника. По случаю мороза на упитанную собачью тушку был надет ушитый когда-то Елизаветой Ивановной старый свитер Геннадия с бело-синим орнаментом из квадратов и ромбов.
Поднявшись на ноги, старый пес зашелся хриплым лаем. Его тут же поддержал Малек, который вынырнул откуда-то из темноты.
Мария с колуном в руках обернулась и заметила за изгородью троих детей в масках. Из-за этих масок Боцман и взбаламутился, а Малек – так ему только повод дай.
Коляда, Коляда!Накануне Рождества!Кто не дасти Колёдки,Насерем на воротки!Голос принадлежал Пашке, старшему из Семеновских, на его бумажной маске лиса с «Лентовского» новогоднего базара застыл хитрый прищур. По бокам от брата стояли крохи-двойняшки: мальчик-зайчик прятал ладони в карманы куртки, у девочки-белочки в голых руках болталась пустая торба. Дослушав колядку, Мария шутливо всплеснула ладонями, перевесилась через забор и выхватила у нее сумку.