Рекенштейны
Шрифт:
— Фолькмар приедет сегодня? — спросил он, наконец.
— Конечно. Ведь вы знаете, какой магнит притягивает его сюда. Да вот он, кажется, уже тут, — ответила лукаво Элеонора.
Действительно, то был доктор, и с его приходом разговор сделался более общим. Но, несмотря на оживленную беседу, глаза молодого доктора беспрестанно обращались к дверям, откуда обыкновенно входила Лилия.
— Ты прожжешь портьеры баронессы, — заметил Танкред.
— Я? Чем это? — спросил доктор с удивлением.
— Чем? Своими глазами, которые так и жгут эту дверь.
— Боже
Лилия, действительно, вошла в зал. В первый раз она была не в трауре, так как баронесса сказала, что ее вечно черное платье нагоняет сплин. Сильвия не могла оторвать глаз от красивой молодой девушки, которую ей представили как мадемуазель Берг, и сжала ей руку более дружески, чем это допускал этикет. Лилия тоже всматривалась в мадемуазель де Морейра с участием и любопытством. «Вот она, та Сильвия, о которой ей говорил отец в день ее свадьбы — в самый ужасный день ее жизни. Осталась ли она такой же любящей и кроткой, как обещала, будучи ребенком?»
Тем не менее она была смущена, наконец, упорным вниманием, с каким молодая графиня разглядывала ее. «Отчего она так смотрит на меня?» — спрашивала себя Лилия, недоумевая.
После обеда Сильвия села возле Лилии и разговаривала с ней, оставив остальное общество и не обращая внимание ни на удивление Элеоноры, ни на неудовольствие своего брата.
— Ах, как мадемуазель Берг красива и симпатична! — воскликнула молодая графиня, как только села с Танкредом в карету.
— Она хорошенькая и приличная девушка, но тем не менее я должен тебе заметить, что вовсе не идет, чтобы ты искала исключительно ее общества.
Последующие дни были очень оживленными. Баронесса была вся поглощена приготовлениями к балу. Танкред делал визиты со своей сестрой, представляя ее во всех семьях, где он бывал; возил ее по театрам, музеям. Молодой человек, казалось, ненасытно жаждал развлечений и шумных удовольствий. Но Сильвия угадывала сердцем, что скрытое раздражение таилось под его наружным весельем. Действительно, граф чувствовал себя несчастным.
Последнее время он был нервен более чем когда-нибудь.
Странные намеки, которые он подозревал в словах Лилии, привлекали его внимание к молодой девушке и внушали ему противоречивые чувства. Ее дивная красота очаровала его; мысль, что ей известна его тайна, делала ее почти ненавистной ему.
Сильвия со своей стороны чувствовала непобедимую симпатию к молчаливой и скромной молодой девушке, глубокий взгляд которой успокоительно действовал на нее. Не раз, когда она приходила и не заставала баронессу дома, она шла к Лилии и проводила с ней целые часы, меж тем как маленький Лотер играл у их ног с хорошенькой болонкой графини.
Наконец настал день бала. Залы баронессы, артистически декорированные цветами и освещенные а giorno, были уже полны гостей, но Лилия все еще оставалась в своей комнате, чувствуя непреодолимое отвращение к этому балу. Бледная, сдвинув брови, она стояла у окна, прижимая лоб к стеклу и погруженная
Перед тем молодая девушка долго смотрелась в зеркало, оценивая себя со строгостью равнодушного критика.
— Стыдился ли бы он теперь вести меня под руку, этот тщеславный и бессердечный человек? Нет, я заметила в его взглядах, что он находит меня красивой, — прошептала она, и отойдя от зеркала, подошла к окну.
Порывистое вторжение Нани вывело Лилию из задумчивости.
— Боже мой! Я уже третий раз, барышня, прихожу докладывать вам, что баронесса зовет вас, а доктор Фолькмар пришел узнать, отчего вы не идете. Он ждет вас в коридоре, — говорила, запыхавшись, камеристка.
Ничего не отвечая, Лилия, взяв свое sortie de bal и веер, вышла из комнаты.
Прислоняясь к двери, ведущей в столовую, стоял Фолькмар во фраке и белом галстуке. Луч страстного восхищения сверкнул в его глазах, когда он увидел входящую Лилию.
— Зачем вы избегаете людей и веселья? Должно ли тяжелое прошлое вечно омрачать вашу душу, и разве искренняя дружба не может посеять в ней новых зародышей жизни и надежд?
Лилия покраснела. Она поняла, что баронесса передала ему ее слова и что он не хочет отказаться от своих намерений.
— Если обстоятельства таковы, что уничтожают навсегда всякий зародыш жизни, — возрождение невозможно.
— Нет, нет, молодое человеческое сердце неисчерпаемо-плодотворно. Надо быть только терпеливым и дать прошлому порасти травой, — возразил Фолькмар с веселой улыбкой. — А пока, мадемуазель Нора, позвольте ангажировать вас на следующий вальс.
Войдя в большой зал, Лилия искала глазами баронессу и не находила ее. Но она тотчас увидела Сильвию: бледная и видимо утомленная, молодая графиня направлялась в соседнее зал. Лилия поспешила подойти к ней, и они обе сели на маленький диванчик, скрытый в цветах.
— Если бы вы знали, мадемуазель Берг, как этот шум, эта музыка и особенно танцы действуют мне на нервы. А Танкред находит, что это такое удовольствие, к которому я должна привыкнуть. Буду стараться исполнить его желание, но это нелегко дается.
Затем окинув взглядом Лилию, она сказала улыбаясь:
— Вы восхитительны сегодня, милая Нора. Я поражена — что же будет с мужчинами? А ваши глаза, ах, ваши глаза! Я не могу на них наглядеться.
— Я очень рада, что они вам так нравится.
— Да, они мне нравятся и напоминают кого-то…
Сильвия вздрогнула, но не окончила фразы, так как в эту минуту доктор и кирасирский офицер вошли в комнату искать своих дам на вальс, который уже начали играть.
Лилия никогда не бывала на балах и не привыкла к танцам, а потому после нескольких туров с доктором так запыхалась, что попросила его отвести ее отдохнуть немного. Фолькмар был очень рад случаю и повел ее в маленькое зал, приготовленное для карточной игры и никем еще не занятое. Едва они успели сесть, как вошел Танкред, вытирая лицо, разгоряченное танцами. Увидев Лилию, он остановился и окинул пламенным взглядом прелестную молодую девушку. Он не ожидал, что она могла быть до такой степени хороша.