Рекенштейны
Шрифт:
— Ее некрасивая наружность. Потом она скрылась; и я не знаю, откуда она опять явилась, чтобы просить развод, что, впрочем, вполне естественно.
Уже в зале были слышны истерические рыдания, крики и смех Элеоноры, доходившие из спальни, и молодые люди не рискнули идти дальше.
Через некоторое время шум стих, и вскоре вышла Лилия с лихорадочным румянцем на щеках и, видимо, утомленная.
— Удивительно, что тут происходит, — сказала она, пожимая плечами. — Известие, что месье Рекенштейн женат, привело баронессу в самое печальное состояние… В настоящую минуту у нее
Она еще говорила, как прибежала камеристка сказать Лилии, что баронесса зовет ее.
— Разрешите мне пойти вместо вас, может быть, я ее успокою. А вы пока отдохните, — сказала мадемуазель Морейра и ушла вслед за горничной в спальню кузины.
Но она вернулась очень скоро.
— Ничего нельзя сделать в эту минуту. Элеонора неспособна теперь выслушать ни одного разумного слова. Надо послать за доктором, Нора.
— Я послала за Фолькмаром, но боюсь, что его не найдут дома в такую пору.
— Мадемуазель Берг, придите скорей, барыне дурно! — кричала вбежавшая камеристка.
— Поедем, — сказал граф. — По дороге мы завернем к доктору. До свидания, мадемуазель Нора, — обратился он к молодой девушке, пожимая ей руку.
Арно спешил увидеть Танкреда и объясниться с ним.
Через полчаса тяжелого ожидания приехал Фолькмар; по счастливой случайности Арно встретил его на улице.
Доктор энергично оказал помощь баронессе, которая билась, как безумная, и довела до изнеможения всех окружающих. Холодные компрессы и наркотические капли успокоили ее мало-помалу, и она наконец заснула. Лилия и доктор пошли в кабинет, и, дав молодой девушке предписания, Фолькмар спросил.
— Что скажете об этой неожиданной новости?
— Я не нахожу это непредвиденным. Со стороны графа Танкреда всегда можно было ожидать какой-нибудь безумной выходки, — отвечала Лилия, улыбаясь.
— Потом я не могу надивиться, как его жена решилась выпустить его из рук.
— Отчего же! Ее, вероятно, утомило любоваться им издали.
— Это очевидно; но только она будет жалеть его. Такого красавца и богача не бросают без сердечных терзаний; вот доказательство… — и он указал папироской на комнату баронессы.
— У его жены чувства менее пылки, быть может. И если она не глупа, то поняла в конце концов, что удерживать такого мотылька, такого баловня женщин, выше ее сил. К тому же этот брак не давал ей ничего, кроме неприятностей; сделавшись свободной, она найдет, быть может, мирное счастье.
Фолькмар вздохнул и устремил долгий, пытливый взгляд на молодую девушку, которая, откинув голову на спинку кресла, казалось, предалась печальному раздумью.
— Да, мирное счастье близ любимого существа — кто этого не жаждет! Для меня это тоже идеал жизни. Только я боюсь, что обречен тщетно желать и никогда не достигнуть его.
Лилия приподнялась и с неизъяснимым выражением заглянула в большие темные глаза молодого доктора, смотревшего на нее с такой глубокой любовью, что она была тронута. В этом честном взгляде и вообще в преданности молодого человека было нечто действующее успокоительно на ее больную, истерзанную душу. Да, возле него она найдет, если не упоительное счастье, то сердечную безмятежность, о которой она только что говорила.
— Зачем отчаиваться? Такой красивый, такой честный, более чем кто-либо вы заслуживаете найти любящее и преданное сердце, если не полное счастье, столь редкое на земле, — сказала она тихо.
Лицо Фолькмара вспыхнуло.
— Нора! — воскликнул он, быстро наклоняясь. — Подумали ли вы о значении ваших слов? Должен ли я видеть в вас обещание?
— Да. Через шесть недель кончается мой контракт с баронессой; тогда я буду свободна и с радостью приму ваше покровительство, если… — она остановилась на минуту, затем продолжала нерешительным голосом: — Если вы удовлетворитесь моей дружбой, моим обещанием посвятить мою жизнь на то, чтобы составить ваше счастье. Я не могу обещать вам любовь, и в моем прошлом есть печальная страница, хотя в ней нет ничего, что бы заставляло краснеть меня и того, кто на мне женится.
С глазами, сияющими восторгом и благодарностью, молодой человек взял обе руки Лилии и покрыл их поцелуями.
— Благодарю вас, моя дорогая. В свою очередь клянусь вам сделать все, чтобы заставить вас забыть печальное прошлое, заставить вас полюбить меня так, как я люблю вас. Но велите ли вы мне молчать пока о моем счастье?
— Да, умоляю вас, никому не слова об этом; через две — три недели самое большее — мы можем объявить о нашей помолвке.
После ухода доктора Лилия пошла в комнату, приказав камеристке сказать ей, когда баронесса проснется. Облокотясь на стол и сдвинув брови, она предалась своим думам.
Все кончено! Она распорядилась своим будущим еще раньше, чем была окончательно порвана связь, соединяющая ее с Танкредом. «Так надо было поступить, я слишком красива, слишком одинока, — говорила она себе. — И та минута, которая доставит мне радость видеть его наказанным, сожалеющим об утрате женщины, о которой он не скажет теперь „некрасива до отвращения“, эта минута вознаградит меня за мои страдания, за все, что я вынесла, будучи покинутой им». Но, несмотря на свое желание проникнуться убеждением, что ожидаемое ею торжество и ее будущность как жены обожающего ее человека обильно вознаградят ее за все пережитое, сердце Лилии обливалось кровью, испытывая невыносимое страдание при мысли о приближающейся минуте, которая разлучит ее навсегда с красивым молодым человеком, принадлежащим ей по закону и которого она любила, как ни восставали против этого ее оскорбленные гордость и рассудок.
Возвратясь в замок, Арно, расспросивший у Сильвии все, что было известно, пошел в комнаты брата, так как желал выслушать всю правду от самого Танкреда. Молодой граф сидел запершись в своем кабинете, но на зов брата отворил дверь, затем кинулся в кресло, не сказав ни слова. Арно тщательно запер двери соседних комнат и, садясь возле него, сказал с упреком:
— Ну, теперь скажи мне все. Как мог ты так долго скрывать от меня такой важный факт! Или ты сомневаешься в моей любви к тебе?
— Нет, нет. Но язык мой отказывался говорить об этом проклятом эпизоде моей жизни, — проговорил Танкред глухим голосом.