Рэкет по-московски
Шрифт:
— Хорошо. Спокойной ночи.
Положив трубку, Борис Иванович несколько минут задумчиво перетасовывал колоду карт. Так тепло и покойно ногам, поставленным без тапочек на спину верной собачки, тихо и мирно светит настольная лампа; за стеной, в спальне, уже постелила постель драгоценная Таисия Романовна, а за темным окном огромный город, в котором где-то, наверное, не спит приходивший сегодня к Нинке сыщик. Тоже, может быть, сидит и думает. Вроде недалекий мужичок. Хорошо, если так.
И где-то бродит по темным улицам проклятый мальчишка, сунувший
XI
Сегодня Соломатин отправился на кладбище. Если не получилось с одного конца, надо попытать счастья с другого. В разговоре Фомин упомянул кличку Могильщик. Среди клиентов Глеба, обладавших богатым уголовным прошлым, никто такой клички не слыхал, и Соломатин решил съездить к Вите Купину, знакомому кладбищенскому работнику…
Перед воротами кладбища ряды торговавших цветами старух, как всегда, закрытый цветочный магазин, припаркованные машины, два похоронных автобуса, группы людей, одетых в темное и, у самых ворот, знакомая фигура в синем халате и беленькой кепочке, надвинутой на брови — Витя Купин.
— Здоров! — дождавшись, когда Глеб подойдет, сунул ему крепкую мозолистую ладонь Виктор. — Чего вдруг надумал?
— Понадобилось, — уклончиво ответил Соломатин.
— Ладно, пошли ко мне, ежели у тебя дело.
Он повел Глеба по тенистой аллейке, мимо разноцветных оград, за которыми кое-где стояли окрашенные серебрянкой кресты, но больше памятники из камня.
— Все тут будут, — кивнул на могилы Виктор. — Сейчас суетятся, а потом притихнут и — сюда, в бессрочный отпуск от земных забот. Чаще надо людям кладбища посещать, меньше друг дружку грызть станут.
— Философствуешь? — улыбнулся Соломатин.
— А чего? Все могильщики — философы, еще Шекспир отмечал. Теперь название сменили, называют рабочим по благоустройству кладбища, но суть не меняется: все та же лопата. Я только территориально при кладбище состою, гранитным участком, но такого насмотрелся. Во! — он показал на огромный камень, возвышавшийся над остальными памятниками, — обратно пойдешь, полюбопытствуй. Торговому работнику поставили и написали: «от родных и друзей», будто подарок сделали. И здесь хотят выделиться. А земле, ей все одно, кем ты был: героем, трусом, торговым работником или милиционером. Согласен?
— Земле — может быть, а людям?
— Все правду ищешь, — распахивая перед Соломатиным дверь конторы, ехидно заметил Купин. — Добиваешься социальной справедливости ценой собственного спокоя? Давай, хватай за руку жуликов и убийц, волоки в кутузку, дери глотку с начальством за правое дело. Только не забывай, сколько правдоискателей раньше времени полегло.
Глеб посмотрел в окно на ряды могил, березки, кресты, памятники. Где-то далеко заплакали трубы, оборвав мелодию траурного марша на высокой, щемящей ноте.
Скинув беленькую кепочку, Виктор уселся за старенький
— Выкладывай, какая печаль? — разливая чай из электрического чайника, спросил он. — Не зря же ноги бил в такую даль? В кино поглядеть, так сыщики на машинах, да еще с радиотелефонами, а ты до подполковника дослужился и на «одиннадцатом номере» пиликаешь. Или так ближе к народу?
— Ага, ближе, — решил не заводиться Глеб. Чего с Витькой спорить? — Ты братию кладбищенскую хорошо знаешь. Скажи, слыхал такую кличку — Могильщик?
— Могильщик? — приглаживая рукой вихры, переспросил Купин. — Да их тут почитай каждый день меняют: одни спиваются, другие приходят. Народ мрет, хоронить надо, а это деньги. Самое дорогое дело, говорят, родиться и помереть — везде плати. Когда даровые червонцы в руки идут, как не запить? Родня в скорби, жаться неудобно, да и некогда особо, вот и пиратствуют господа могильщики, вымогают денежки с населения.
— Я не про то, — терпеливо объяснил Глеб. — Есть такой человек, его Могильщиком прозвали, понимаешь? Думаю, на кладбище работал или работает.
— Какой из себя?
— Да не знаю я! — с досадой ответил Соломатин. — Если бы знал, зачем к тебе тащиться, время тратить?
Купин ненадолго задумался, потом вскочил, приоткрыл форточку и крикнул проходившему мимо рабочему:
— Эй, Петро, пришли ко мне Ай-яй-яй! Да быстро! — усевшись на стул, пояснил. — Если Толик Ай-яй-яй не знает, то больше никто не скажет.
— Это прозвище, Ай-яй-яй?
— Ну да, — ухмыльнулся Купин, — у него в башке винтиков немного не хватает. Чего морщишься? Думаешь, у меня здесь известный по всей стране производственный комплекс? Дудки! Иди попробуй, пополируй камушки или постучи по ним, набей буковки. Летом еще ничего, а зимой, а осенью? И украсть нечего — камень, не сволокешь! Если из левого гранита памятник поставил, то не спрятать. Кто есть, с теми и работаю… Заходи, Толик, — поощрительно и радушно улыбнулся он вставшему в дверях рослому парню.
Вертя в больших руках защитные очки, Толик Ай-яй-яй с потерянным видом переводил глаза с Купина на Глеба. Он явно не понимал, зачем его оторвали от дела.
— Садись! — хлопнул ладонью по свободному стулу Виктор. — Приятель вот мой, — он кивнул на Соломатина, — интересуется, ты такого Могильщика не знаешь?
Толик сел, обстоятельно устроил на краю столешницы свои очки, положил руки на колени.
— У нас нету, — неожиданно густым басом сообщил он.
— А на других кладбищах?
— На других? — задумался Толик. — Ай-яй-яй, других-то много! Но я почти везде работал. И на Митинском, и на Калитниках, и на Востряковском… Всех знаю. Разные есть. Хоккеист, например. Ай-яй-яй, как раньше шайбу гонял. Классно! Или Женька Гитлер. Похож очень, — с извиняющейся улыбкой объяснил он, повернувшись к Глебу. — Просто вылитый.
— Нет, Гитлера не надо, — уныло ответил тот.
— Тогда не знаю. Нет среди кладбищенских такого.